Этот день мог быть великолепным, если бы не тысяча и одно «но!», которые заставляли чувствовать себя неловко.
Леннард Роули никогда не представлял свою свадьбу зимой. Если быть честным до конца, то он вообще никогда не представлял свою свадьбу и не видел её даже в самых страшных кошмарах. А если и задумывался об этом не самом радостном событии в своей жизни, то предпочитал бы церемонию где-нибудь на теплом побережье ласкового моря. Но! У его будущей (а теперь и нынешней супруги) были совершенно другие планы.
Он никогда не думал о том, как будет стоять в дорогом костюме, будет произносить деревянным языком нелепые слова клятвы, как обычный ритуал заставит его вздрогнуть от аллюзий и ассоциаций. Но! У этого мира были совсем другие планы на этот счет.
Леннард Роули продрог, стал вмиг женатым и опустошенным. Слепым взглядом он смотрел на радостные лица: искренние и не очень. Отметил про себя спокойно-лукавую мину отца и пустой, словно уставший взгляд Теобальда.
А потом завертелось, закружилось, и свадьба превратилась в неприлично теплую пьянку, которую то и дело прерывал хмырь-ритуалист, приглашенный Немайн-теперь-уже-Роули. Леннард не спорил. В этот день он был невероятно покладист, спокоен и согласен практически на всё. Но отец, разумеется, всё испортил.
В самом конце вечера, когда гости потихоньку стали исчезать, а алкоголь – выветриваться из головы, Питер оказался преступно рядом, чтобы испортить настроение.
- Знаешь, всё замечательно прошло.
- Спасибо, - выдавил из себя новоиспеченный муж.
- Я даже подумать не мог, что ты можешь сделать хоть что-то хорошо. Мама бы тобой гордилась.
Леннард поджал губы. Он добела сжал кулаки, затем шумно выдохнул. Питер сделал вид, что не заметил.
- Не оплошай на финише, сынок. Я всё еще хочу стать дедом при жизни.
И вечер был испорчен окончательно.

Когда они остались наедине… точнее, не так.
Когда они были должна остаться наедине друг с другом, чтобы наконец-то посмотреть в глаза нареченного супругом или супругой, Леннард был не спокоен. То была не тревога юнца, оставшегося наедине с женщиной. То была не тревога прожившего и повидавшего в своей жизни всё на свете.
То была усталость пережитого. Недовольство собой, отцом, прошедшей церемонией (хотя к последней было слишком сложно пытаться, но Леннард настойчиво пытался). Он даже пытался быть недоволен своей женой, но Немайн не была виновата в его ошибках и его поражении.
Он хотел покоя.
И был взбешен от слов Питера Роули.
- Кажется, всё прошло хорошо, - он выдавил из себя улыбку, разглядывая жену. – Спасибо.

Мужчины любят глазами. Женщины ушами.
Тот, кто прикоснулся к этим двум истинам, не уточнял тот нескромный факт, что уши должны вслушиваться в тяжелый, влажный шепот, различая слова о любви. Тот, кто познал эти тайны, не рассказывал, что глаза должны ловить довольный взгляд в ответ, проступивший на щеках румянец и мимолетную улыбку.
Если бы любовь имела форму, то наверняка бы походила на грушу, с её покатыми, крепкими, манящими боками, блестевшими на солнце каплей утренней росы. Не каждый смог бы описать любовь, но многие бы смогли её узнать по всем известным приметам.
Леннард Роули любил. Глазами. Ушами. Руками. Губами. Всей своей душой. И любовь эту познала не одна женщина. И скрип кроватей (стульев, кушеток и даже подоконников) было привычным делом в "Юпитере". Раньше.
А сейчас он стоял перед своей женой в её спальне. Рассерженный. Побежденный. Сломленный, но не сломанный. Уставший настолько, что не мог даже выплеснуть свой гнев. Перед девчонкой, которая была виновата лишь в том, что приглянулась его отцу как кандитатка в невестки. Дурацкий фарс.
И этот дурацкий вечер скоро закончится, а на утро он снова будет ловить недовольные взгляды и видеть кислую мину Питера Роули. О, какой это будет чудесный миг!
- Мне кажется, - Леннард затейливо извлек палочку из внутреннего кармана пиджака, проделав витиеватое движение её кончиком в воздухе, - что я перестал дышать с нашей помолвки.
Заклинание чуть слышно сорвалось с его губ, но завязки на корсете ослабли, поползли затейливыми змейками, высвобождая Немайн из цепкого плена корсета.
- И только ты не позволяешь мне умереть. То ли из любопытства, то ли из сожаления.
После свадьбы она была его. По праву. После свадьбы она могла требовать от супруга всё, что пожелает душа, и шансы на успех были значительно выше.
Но даже не смотря на череду ритуалов и клятв, они оставались невероятно далеки друг от друга.
И Леннард Роули сделал шаг навстречу, безжалостно разрывая преграду между ними, и, раньше, чем Немайн успела отпрянуть, притянул супругу к себе, настойчиво, но неожиданно нежно, отыскал поцелуем её губы.
- А вот теперь... "быть может"... до завтра?

Боль еще не успела скользнуть по гладко выбритой щеке, а гнев яркой вспышкой ослепил Леннарда, заставив его отпрянуть на шаг назад, зашипеть, скривиться не столько от боли, сколько от унижения.
Он не терпел пощечин. Никому не позволял подобного тем более в его доме.
- С ума сошла?!  Что я себе позволяю? Что ты себе позволяешь, Немайн!
Роули коснулся обожженной оплеухой щеки, недовольно поморщился.
- Я просто ослабил твой дурацкий корсет и просто поцеловал! Я не могу поцеловать мою жену? Я сделал что-то невероятно гадкое и ужасное?! О, каков подлец, вы только посмотрите! Да как он смел?!
Леннард поджал губы. Затем сдернул с шеи бабочку, отбрасывая её в сторону. Вместе с галстуком отлетела и верхняя пуговица рубашки, давая возможность вздохнуть глубоко, жадно.
И прийти наконец в себя.
Окажись на месте Немайн кто-то еще, случись это всё в другой день - Роули бы дал волю чувствам по-настоящему, а затем желтые (и не очень) газеты писали о том, что гости в Роули-мэнор стали слишком часто выпадать из окон без видимых на то причин - никак всему виной древнее проклятье, что тяготеет над славной чистокровной семьей.
- Не забывай, кто мы теперь друг для друга. Прежде чем распускать руки в следующий раз, подумай - вдруг я не желаю тебе ничего дурного и не покушаюсь на тебя.
Леннард убрал палочку, глядя на собственную жену: всклокоченную, взволнованную, настороженную, словно дикая пугливая кошка, готовая в любой момент вцепиться в кормящую руку. Усмехнулся, подперев руками бока.
- Знаешь, мне давно не давали по морде. Давай договоримся, что это было в последний раз?

Не делай никому добра - полученное в ответ зло не станет такой неприятной неожиданностью. Эту истину Леннард зазубрил давным-давно, принял и понял, как понимают и принимают на веру религиозные учения фанатики, и долго, настойчиво следовал ей. И позабыл всего на миг. Но этого мига стало достаточно, чтобы мир напомнил о неписанных законах и правилах.
Не делай никому добра, не старайся быть лучше, чем ты есть на самом деле - и жизнь окажется простой, забавной штукой. Местами даже весьма приятной.
Он не желал Немайн зла. Напротив, терпел её ритуалы, странные наклонности и привязанности, находя их забавными и безобидными. Но когда решил помочь - всего один раз, бескорыстно и искренне, получил подобное отношение.
Вероятно, несправедливо. Не исключено, что заслужено. Но точно - обидно до зеленых чертиков.
С каждым словом волшебницы Леннард крепче сжимал зубы, и к концу тирады что-то готовилось треснуть: то ли челюсть, то ли сам Роули-мэнор.
Заклинание, выпущенное палочкой, угодило в большую вазу, вмиг позеленевшую, постаревшую, покрывшуюся вековой пылью. Цветам повезло чуть меньше - несчастные бутоны вмиг облетели, рассыпаясь в пепел.
- Не прикасаться к тебе без твоего разрешения? Договоримся? О, это так очаровательно! А теперь ты еще и гонишь меня из нашей спальни? В день свадьбы?
Роули развел руками, словно задавая немой вопрос. Слишком очевидный.
- Что же, оставайся одна. Я искренне надеюсь, что ты отдохнешь вне моего общества. А я - вне твоего. Приятного сна, кошмаров, бесов и всего, что пожелаешь, супруга.
Сухо кивнув, Леннард решительно развернулся, покидая спальню и громко хлопнув дверью - пусть говорят, что в Роули-мэнор гуляют сквозняки. Местным, вероятно, придется слишком часто слышать подобные звуки.

Говорят, что любой брак стерпится, слюбится, что время сглаживает все шероховатости и неровности, и даже самые неприятные друг другу люди, оказавшись в тесном круге общения, рано или поздно начнут друг другу симпатизировать. Если конечно не убьют оппонента раньше времени.
Одной единственной вспышки в брачную ночь хватило, чтобы кровопролитное сражение, развернувшееся в стенах Роули-мэнор переросло в затяжную холодную войну. Холодные улыбки, скупые взгляды, холодное уважительное отношение. Леннард Роули делал вид, что его жена - это всего лишь очередной странный гость в их семейном гнезде; человек, к которому следует относиться уважительно и терпеть его присутствие из приличия и хороших манер. Немайн же, приняв эту игру, платила ему той же монетой. Кто знает, кто не выдержал бы первым и пошел на разрыв или сближение, если бы не Питер Роули. Старый бес, наблюдавший за всем происходящим, пару раз осторожно пытался навести Леннарда на нужный разговор, но осознав напрасность собственных попыток, взорвался затяжной бранной тирадой на очередном из ужинов, предварительно швырнув в одного из домовиков ложкой и покинул трапезную. Последний, привыкший к выходкам хозяев, ловко поймал столовый прибор, но сделал вид, что Питер угодил ему прямо в лоб - чтобы порадовать хозяина, разумеется.
Леннард сделал вид, что не произошло ничего из ряда вон выходящего. Немайн, на её счастье, тоже. Вероятно, всем придется привыкнуть, что подобные выступления будут время от времени сотрясать стены. Или ещё что похуже.

Вопрос о свадебном путешествии и медовом месяце откладывался сам собой. Немайн с головой ушла в учебу, а Роули-старший и его отпрыск незаметно для самих себя погрузились в хлопоты гостиничного дела. Если в "Юпитере" все шло худо-бедно гладко (что было удивлением даже для самого Леннарда), то некоторые из их отелей в Европе и Штатах были настолько нестабильны, что Питер Роули ходил чернее прежнего. Наконец, словно решив что-то в своей голове, он швырнул на стол в кабинете сына ворох документов, едва не опрокинув чашку с горячим кофе.
- Собирайся. Завтра ты отправляешься в "Альнитак".
- Что, прямо вот так? Если ты не забыл, то у меня медовый месяц, молодая жена и...
- Бери Немайн с собой и поезжай. Учитывая то, что внуками ты меня радовать не спешишь, то она не помешает тебе работать. Девочке же следует отдохнуть от зимы и моей кислой рожи.
Леннард поджал губы. Мельком пробежался по бумагам, зная, какие цифры там увидит и что ему предстоит. А затем искоса взглянул на отца:
- Это твоя очередная идея?
Питер поджал губы.
- Иногда мне кажется, что ты слишком плохо обо мне думаешь. Разве я заслужил это, Ленн?
Роули-младший не ответил.

Поиски не заняли много времени: Леннард Роули, вопреки сложившемуся мнению, неплохо знал собственную жену. И пусть многое для него оставалось загадкой и тайной, к которым он не спешил прикасаться, её любовь к уединению и чтению не была для него загадкой. Поэтому семейная библиотека, ставшая для Немайн единственным постоянным убежищем, не была для него столь шокирующим открытием. Скорее наоборот.
Осторожно войдя, стараясь быть как можно бесшумным, Леннард замер у окна, с интересом поглядывая на девчонку, забравшуюся в кресло, поджав длинные, изумительные ноги. Немайн была красива, но её красота - дикая, необузданная - никогда не влекла его с тем неуемным, неуместным желанием. Она скорее настораживала, предупреждала о чем-то, заставляла Леннарда чувствовать себя неуютно. Или может тому виной дурацкая пощечина?
Насмотревшись вдоволь, Роули деловито кашлянул, привлекая внимание.
- Здравствуй. Надеюсь, не помешал?
Учитывая привычку быть одной - напрасная надежда. Леннард улыбнулся собственным мыслям.
- Знаешь...
"Мне придется уехать по делам. Не скажу, что я очень этому рад, но мы побудем вдалеке друг от друга. Быть может, меня съедят в океане акулы или произойдет еще что похуже. Ты будешь рада, правда?"
-... как ты относишься к курортам Дубая? Говорят, что сейчас там невероятно красиво.

Удивительно, но люди, оказавшиеся в библиотеке, пусть и семейной, преображались самым удивительным образом. При желании, оказывается, они могли говорить друг с другом спокойно, не повышая тон и не тыкая друг в друга волшебными палочками. Достаточно было подобрать подходящее место и тему для разговора. Например, чужая культура, чужие женщины, чужие традиции и чужой приятный климат. В последний Леннарду в скором времени предстоит окунуться с головой, хочет он того или нет.
Он мог рассказать Немайн о том, что у их дела трудности, что ему предстоит работать несколько дней, словно проклятому, разгребая тот завал, что скопился за годы, что эта поездка вовсе не легкая увеселительная прогулка по субботам. Он мог в очередной раз пожаловаться на отца, на то, как его попрекают при каждом шаге. И, разумеется, мог пожаловаться ей на собственную супругу, которая видела в нем чудовище - да, заслуженно за многие прошлые прегрешения, но не за ошибки в отношении Немо. Он мог бы остаться надломленным, ненужным человеком, бесполезным волшебником. Но не стал.
- Знаешь, я думаю, что твоя учеба может немного подождать. Хотя бы пару недель... месяц.
Леннард сделал шаг вперед, осторожно присаживаясь на шикарный стол, отделанный малахитовой плиткой.
- Я бы хотел предложить тебе отправиться со мной в Дубай. Вырвемся из этого холода, погреемся на солнце.
Роули сложил руки на груди. Хитро прищурившись, он заглянул в бездонный омут глаз Немайн, словно пытаясь достигнуть самого дна, узнать ее мысли. Безуспешно.
Миссис Роули слишком хорошо хранила свои секреты от посторонних.
- Разумеется, я не настаиваю, и если дела слишком важны, то... что поделать? Но я бы очень хотел, чтобы мы поехали. Вместе.