В число идеальных украшений для любой дамы несомненно входила пунктуальность. Во всяком случае, отсутствие её не красило никого, и Рут прекрасно об этом знала. Знала — и всё равно не смогла соблюсти одно из главных своих правил и появиться вовремя. Она вовсе не потеряла счёт времени, напротив, долго, так мучительно долго, наблюдала, как ползёт секундная стрелка по глянцевому циферблату, как с каждым рваным движением её старшей сестры уходит время. А времени больше было не жаль — ни своего, ни чужого.
Когда Рут заставила себя покинуть дом, она уже безнадёжно опаздывала. Совесть на этот раз не мучила — разве что за то, что не удалось придумать достаточно хорошую отговорку, чтобы не приходить вовсе. Рут, конечно, старалась, но успехом попытки не увенчались, в голове был непроглядный туман, и разгонять его совсем не хотелось — за ним скрывалось что-то невообразимо ужасное. Что-то, к чему Рут ещё совсем не была готова.
Признаться, к чтению завещания своего отца она тоже готова не была. И совсем не знала, чего ждать: ей просто перечислят имущество отца? Или, может, будет, как в романах, когда душеприказчик — а в романах, конечно, никаких прозаичных адвокатов не бывало, только «душеприказчики» — зачитывает завещание, затем устало снимает очки и, глядя на героя или героиню взглядом, полным мудрости и сопереживания, говорит что-то невыразимо банальное, вроде «он очень тобой гордился». Проверять не хотелось. Без крёстной она всё равно не сумеет разобраться, что делать дальше с домом, банковскими счетами, с вещами в конце концов. В юридической конторе могли помочь с некоторыми вопросами, но… Но она просто не была готова. Пожалуй, это было единственным, что Рут смогла признать, и за признанием своим она готова была прятаться, как за щитом.
В приёмную она почти вбежала, всем своим видом показывая, что так старалась, так старалась, а всё равно опоздала. Хотела было спросить, примут ли её, и если нет, то ничего страшного, она непременно подождёт недельку, две или десять — но ассистентка за широким столом только закивала и показала на дверь, будто говоря, что Рут можно следовать туда и без объяснений. И она последовала — медленно, будто на эшафот поднималась. На эшафоте ей пока бывать не приходилось, но ощущения от подобного путешествия она себе именно так и представляла.
Рут деликатно постучала, приоткрыла дверь и, встретив взгляд адвоката, вошла. В первую очередь она отметила, что очки он не носил и совсем не был похож на человека, который станет говорить банальные трогательные вещи. Вообще-то, он куда больше походил на… Нет. Рут спешно пресекла свои же попытки отвлечься от того факта, что в паре шагов от неё сидела женщина, встречи с которой она слишком давно боялась. Боялась не из-за того, что чувствовала угрозу, а просто от одной неизвестности. Рут совсем не знала, как вести себя с матерью, которую не встречала целых двадцать лет. Признаться, Рут даже не знала, как на неё смотреть.
Преодолев охвативший её на мгновение ужас, она посмотрела на мисс Паркинсон и не без удивления обнаружила, что ничего страшного не произошло. В камень Рут, по крайней мере, не обратилась.
— Прошу прощения, работа, — произнесла она тоном самым виноватым, садясь в свободное кресло. — Я, наверное, всё пропустила?
Оставалось только верить, что плохо скрытой надежды в её голосе никто не услышал.