Nickolas Shafiq Имя:Nickolas Erick Shafiq / Николас Эрик Шафик; Дата рождения и возраст: 05.07.1980, 45 лет.; Статус крови: чистокровный; Волшебная палочка: граб, чешуя змеи, 13 дюймов, средней гибкости; Патронус: волк; Амортенция: запах старинных книг, можжевельника.

Прототип внешности: Cillian Murphy

Семья и родственные связи:
Эрик Персиваль Шафик — отец. Чистокровный. Пожиратель смерти. Был заключен в Азкабан. Мертв.
Филиция Роберта Шафик — мать. Чистокровная. Домохозяйка. Поэтесса. Мертва.
Rosaline Travers - дорогая кузина. Чистокровная. Зам главы отдела международного сотрудничества.

it's my
LIFE

Образование:	Деятельность:
► с 1991 по 1998 Магическая школа Хогвартс, Рейвенкло ► с 1998 по 2004 Салемский колледж колдовства Мэйфлауэр, Моратон ► с 2004 по 2005 Госпиталь "Крылья Ангела", интернатура ► с 2005 по 2007 Больница Св. Мунго, ординатура;	► с ... по ... место работы ► с 2005 по 2008 подмастерье у Эвана Ланджа, целителя Св. Мунго ► с 2007 по 2014 целительская практика в больнице Св. Мунго ► с 2014 по 2016 целитель Сборной Болгарии по квиддичу по приглашению вернувшегося в спорт Виктора Крама ► с 2016 по 2018 частная целительская практика, научная и исследовательская деятельность, получение звания Мастера зелий ► с 2018 по 2022 также начинает преподавательскую деятельности в ОМА ► с 2022 по наст. время занимает должность декана факультета Колдомедицины в ОМА Целитель, Мастер зелий, специалист в области некромедицины, постоянный автор журналов "Практика зельеварения" и "Проблемы чароведения", ярый сторонник идеи избранности чистокровных волшебников, Старший Феникс в организации "Черный Феникс", редактор и автор статей в журнале "Воинственный колдун", автор статей в издательстве "Химера", один из трех столпов Черного Феникса;
Особые навыки:*	Характерные черты:*
► в свое время наставник обучил окклюменции. Николас чертовски боится, что кто-то проникнет в его сознане; ► все три Непростительных заклятия успешно освоены;	► пьет исключительно джин ► любит порядок, организованность, книги, кошек. Не любит глупых людей, в принципе людей не очень жалует. ► очень светлые голубые глаза и тяжелый взгляд. Редко улыбается;

БИОГРАФИЯ И ХАРАКТЕР

▼ Я рос во времена смуты. Во времена смятения и отчаяния, которые, подобно раковой опухоли, распространялись по телу магической Англии. Волшебный мир раскололся на два непримиримых лагеря, и каждый, рано или поздно, должен был выбрать свою сторону. Моя семья, одна из "Священных двадцати восьми", считала борьбу за права чистокровных не только вопросом чести, но элементарно вопросом выживания в мире, где волшебники вынуждены щемиться, скрывать свое существование и прозябать в тени бездарного сообщества магглов. Эрик Персиваль Шафик, мой непутевый родитель, искренне восхищался идеями Лорда Волан-де-Морта, слыл Пожирателем Смерти, за что в дальнейшем был заключен в Азкабан, где и сгинул. Жаль, что гораздо позже, чем мне бы того хотелось. Да, наши отношения всегда были несколько натянутыми: я презирал его за жестокость к матери, этой кроткой и благородной женщине, за его узколобость и трусоватость, ибо Шафик старший предпочитал "отстаивать свои идеалы" больше финансово, не суя нос в самое пекло. Кроме того, его раздражала моя скрытность и молчаливость, Эрик даже считал меня умственно отсталым. Что же, хоть это у нас было взаимно. Фелиция, моя дражайшая матушка, в свою очередь отмечала мою усидчивость, сосредоточенность и любопытство. Словом, каждый видел в подрастающем чаде семейства Шафик то, что он хотел видеть. Меня же волновали исключительно склянки нашего семейного целителя Мистера Джоунса, который частенько к нам захаживал из-за того, что мать мучили мигрени.
▼ Так сложилось, что мое обучение в Хогвартсе пришлось на то время, когда начала развиваться вся эта история с Мальчиком, который выжил. Не стоит вдаваться в подробности тех лет, чтобы понять, что в школьные годы скучать мне не приходилось. Распределяющая шляпа отправила меня на Рейвенкло, к величайшей гордости моей матери, которая также заканчивала орлиный факультет. Учеба мне давалась легко, особенно зельеварение и чары, к которым я оказался крайне способен. Учебный процесс омрачал лишь папаша, который каждые рождественские каникулы пытался выведать что-нибудь любопытное о Гарри Поттере. Беда заключалась лишь в том, что я за жизнью Избранного не следил, а все, что мне было известно, и так знала вся школа. Семейные склоки усугубляли мигрени Филиции, и я чувствовал себя виноватым, но лишь перед ней. Слепые амбиции отца тянули лишь на пренебрежительное фырканье с моей стороны. Сотрудничать с родителем я не хотел скорее из-за упрямства и зловредности. Сами подумайте, подросток, в котором юношеский максимализм воюет с непомерным гормональным развитием, и все это — на фоне все усугубляющейся нестабильности в школе. Идеи Темного Лорда и цели Пожирателей смерти казались мне более чем достойными и оправданными, но я был еще слишком юн, чтобы заниматься этим всерьез. Концепция превосходства чистокровных волшебников для меня существовала как аксиома, соответственно, любые попытки магглорожденных-якобы-волшебников доказать обратное казались мне просто смешными. Однокурсники прозвали меня зубрилой, зазнайкой, высокомерным пройдохой (и это принимая во внимание тот факт, что мой факультет есть концентрация зубрил и зазнаек). Впрочем, меня все это мало беспокоило, ибо я был полностью погружен в книжный лабиринт хогвартской библиотеки, которая впервые приоткрыла для меня дверь в мир великого познания. Я впитывал информацию, как губка, и чувствовал, что именно это дает мне силу, которую я смогу использовать, когда наступит нужный момент. Нужен был лишь момент...
▼ Лорд Волан-де-Морт пал, забрав на тот свет устремления всех тех, кто в него верил. Верил и я, но трагедия чистокровного мира лишь утвердила меня в мысли, что борьба за свои права — дело тонкое и неторопливое, оно требовало настойчивости и размеренности. Пока матушка билась в рыданиях, оплакивая недобрую судьбу своего супруга, заключенного в Азкабан, я только хмурился и ждал, что почтовая сова принесет хоть какие-то добрые вести. И вести пришли. Видите, надо всего лишь уметь ждать. Добрая половина человечества лишена этого славного качества, а между тем жить было бы намного легче. Как бы там ни было, мои блестящие результаты на выпускных экзаменах позволили продолжить обучение в Салемском колледже колдовства Мэйфлауэр. На тот момент я уже твердо решил, что хочу изучать колдомедицину и желательно подальше от родной Англии, где семье заключенного Пожирателя уж точно рад никто не будет. Мать отпускала меня с нежной печалью во взгляде, а я и не подозревал, что к моему возвращению ее уже не будет в живых. Как ни прозаично, но от тоски лекарства еще не придумали.
▼ Ах, Америка... Какие воспоминания ты мне подарила. Я был очарован этой страной, но симпатия эта существовала на грани отвращения, что в принципе тяжело представить. Эмоции, знаете ли, вообще звучат глупо, если начать облекать их в слова, но так уж мы устроены. Меня восхищала свобода мысли здешних людей, возможности, которые открывались перед юным студентом, который мечтает стать величайшим колдомедиком в истории. Мне нравилось, что мои идейность и энтузиазм вдохновляли местных профессоров, а не настораживали. Тем не менее я не мог изменить одного просто факта: я был чистокровным юным аристократом со всеми вытекающими из этого статуса последствиями, поэтому свое снобистское "фи" я Америке также высказал, ибо порой она казалась мне надутой и пошлой, вычурной и уж совсем несуразной. Здесь я осознал, насколько бываю заносчив и груб. Кроме того, с удивлением обнаружил, что моя мозговитость не спасала меня от тотальной неуклюжести во всем, что касалось элементарных человеческих взаимоотношений. Очевидно, простые комбинации чувств в моем мозгу попросту не усваивались. И все же я был готов мириться с этими неудобствами, поскольку именно тогда я открыл для себя некромедицину, претерпевшую свое наиболее интенсивное развитие именно в Штатах. Я обвенчался с этой наукой, она навек стала для меня и женой, и любовницей. Некромедицина есть хирургия души, если можно выразиться столь грубо. Это знание — таинство, балансирующее на грани жизни и смерти, и далеко не каждому оно открывает свои потаенные закутки. Один мой профессор думал, что мое увлечение некромедицинной — временное, поскольку занятия в этой сфере были уж больно муторными и даже неподъемными, но упорства с годами во мне не убавилось. Во время интернатуры в местном госпитале "Крылья Ангела" мне удалось сблизиться с парочкой специалистов в этой сфере, а также заполучить рекомендации. Но после известия о смерти матери я отчего-то решил, что лучше мне вернуться в Англию. Призрачное чувство вины, что я не был рядом в ее последние мгновения, отравляло мне жизнь ещё долгие годы.
▼ Юного колдомедика Лондон принял охотно, правда теперь я чаще наблюдал тень презрения на лицах некоторых из тех, кто слышал мою фамилию. Я рассуждал, что со стороны благородных господ подобное проявление своих антипатий — моветон, оттого считал себя вправе отвечать в соответствующем тоне. Неудивительно, что в больнице Св. Мунго меня на дух не переносили как человека, но зато высоко ценили в качестве юного дарования. Эти бесконечные балы лицемерия навевали на меня тоску, и я все больше убеждался, что в постоянной компании совсем не нуждался. По окончании орденатуры я смог приступить к полноценной целительской деятельности, параллельно занимаясь собственными исследованиями и заявляя о себе в прессе, как о прогрессивном колдомедике, которому, однако, свойственны крайне вольнодумские суждения. Дело в том, что теперь гордиться до дрожи в коленях своей чистокровностью было далеко не в чести, что в очередной раз навело меня на мысль, что наш волшебный мир попросту сходит с ума. Некромедицина помогла мне в этом убедиться.
▼ Признаться, образ персоны нон грата мне льстил. Забавно слыть этаким сумасшедшим ученым, который бередит сознания увлекающихся своими экстравагантными тезисами. Я не старался привлечь к себе внимание, но часто все получалось само собой, и мне оставалось лишь бороться с последствиями этой дурной славы. Давление со стороны колдомедицинского сообщества развило во мне скрытность и подозрительность, я отказывался от слишком тесного на мой взгляд сотрудничества, становился параноидально придирчивым. Однажды я ясно понял, что такими темпами скоро сойду с ума. Мой мозг — это двигатель, но и он изнашивался, и я ощущал, что рано или поздно навсегда утрачу с ним связь. Единственный, кто был в курсе моих душевных переживаний, кому я изливал душу в долгих и проникновенных письмах, был Виктор Крам. С Крамом мы познакомились еще во времена Турнира Трех Волшебников, с тех пор вели постоянную переписку и время от времени виделись. Мне нравилось ненавязчивое присутствие подобного друга в моей жизни, иногда я даже думал, что только Виктор спасает меня от появления навязчивых голосов в голове. Конечно, его частенько сбивали с толку мои рассуждения, даже пугали, так как он различал в моих словах отсылки к столь ненавистной ему черной магии. Однако мне удавалось убеждать его, что это необходимое знание, когда имеешь дело со смертью, и знаете, здесь я даже не кривил душой. Возможно, Крам и считал меня помешанным, но уж точно не держал за отпетого негодяя и всегда был готов при необходимости протянуть руку помощи. А помощь мне понадобилось. В 2014 году Виктор Крам решил вернуться в квиддич и предложил мне должность целителя их сборной. Он хотел иметь рядом надежного человека, к тому же полагал, что путешествия и более легкий вид деятельности помогут мне расслабиться и восстановиться. Более того, я уже несколько лет обещал познакомиться с его семьей и вообще погостить... Но моя жизнь затворника к походам по гостям не располагала. И все же... Два года я провел рядом с Крамом, и тогда у меня открылось второе дыхание. У меня создавалось впечатление, что впервые за долгое время я почувствовал, что есть жизнь в бытовом понимании этого слова и что эта жизнь тоже прекрасна! Как прекрасно все то, о чем мы порой забываем, но к чему неизменно возвращаемся. 
▼  Вернувшись в Лондон, я решил окончательно дистанцироваться от своих коллег по цеху и начал заниматься частной практикой. Это приносило больший доход, позволяло более избирательно выбирать клиентов, а также предоставляло больше свободы действий в публицистической деятельности. Время от времени я читал лекции в УМИ, а затем и вовсе стал преподавать там на постоянной основе. Примерно в то время началась моя активная деятельность в Черном Фениксе, куда я угодил не без помощи моей обожаемой кузины и где на сегодняшний день я являюсь Старшим Фениксом. Идея Братства меня прельщали, я был убежден, что мы действуем разумно и осмотрительно, конечно, если не считать моих научных выкрутасов. Впрочем, все уже привыкли, что в сфере колдомедицины я совершенно неуправляем. Сегодня я декан обожаемого мною факультета. Я стараюсь прививать студентам искреннюю любовь к профессии, я хочу видеть в их глазах страсть и азарт, чуть ли не вожделение. Это то, что необходимо для того, чтобы заполучить достаточное количество сил и знаний, и изменить этот мир. Мир, где магия всегда будет силой.

пробный пост

- Ты уверен, что стоит идти сегодня? Ты и без этого работаешь сутками напролёт. Зачем вдобавок изматывать себя столь печальными мероприятиями?  - Асгер стоял перед зеркалом, в очередной раз перевязывая галстук, узел которого все никак не удавался идеально. Мужчина, как и всегда, выглядел равнодушно спокойным, но куриные причитания обыкновенно молчаливой жены заставляли раздраженно хмурить брови. Впрочем, Ингеборг делала вид, что недовольство супруга вовсе не замечала и продолжала гнуть свою линию, нарезая по комнате круги подобно зверю, запертому в клетке. Асгер молча сетовал на то, что из всех красавиц Шлезвига ему, очевидно, досталась самая строптивая. Подчёркнуто кроткая и покорная на публике, Ингеборг, тем не менее, дома не стеснялась демонстрировать норов, и пускай все ее нападки на мужа чаще всего не давали никаких результатов, женщина своих попыток не оставляла. Упорство и дерзость ослицы. Что же касается Асгера, он все эти представления терпел по нескольким причинам. Во-первых, ему было все равно, и он предпочитал игнорировать наводимую дражайшей супругой суету, нежели проводить будни в бесконечных склоках. Во-вторых, Асгер ее никогда не любил. Она в свою очередь об этом прекрасно знала. Так почему бы не позволить ей вершить свою ничтожную женскую месть, учитывая, что Асгер ее вполне заслужил.
- Асгер! Скажи ты хоть слово! – Ингеборг толкнула мужчину в грудь. Маленькие ладошки сжались в кулачки, но тут же бессильно опустились на лацканы пиджака в вымученно нежном жесте. Ингеборг поджала губы, сдерживая подступившие слезы, дрожащими пальцами начала аккуратно перевязывать Асгеру галстук. Наконец, удалось.
Райх вздохнул и взял женщину за запястья. Любящий муж сделал бы это деликатно и осторожно, но в данном случае к Асгеру это не относилось. К тому же, он был зол, и с трудом подавил желание отвесить Ингеборг звонкую пощечину. Она не предпринимала попыток вырваться из железных тисков, лишавших ее возможности отстраниться. Из взгляда исчез вызов и даже намёк на сопротивление. Хоть провоцировать Райха стало чуть ли не любимым занятием Ингеборг, его реакций она боялась. В конце концов, от человека, прославившегося в своём отделе, считай, свинской жестокостью, ожидать можно было чего угодно.
- Оставь это, Инге, - Асгер отпустил женщину, предварительно смерив ее уничтожающим взглядом, под которым она боязливо поежилась. Однако в следующее мгновение Райх уже снисходительно улыбался, и голос зазвучал примирительно и заигрывающе, - Фридрих сам рассказал мне о поминках, думаю, игнорировать их как минимум неучтиво. Да и потом, было бы жаль не почтить память Клауса. Мы прекрасно ладили, - теперь, когда бедолага Клаус так удачно склеил ласты, наверняка будут ладить еще больше.
На самом деле, относиться плохо Асгер к старшему сыну своего начальника попросту не мог. Клаус, золотой ребёнок, самородок семейства Зальцгер, требовал к своей персоне много внимания (возможно, убили его исключительно ради того, чтобы заключить идеальную репутацию в этакий ореол неприкасаемой славы). Посему Райх и Клаус общались радостно и охотно, но это вовсе не отменяло того факта, что в случае смерти одного, другой вздохнёт с облегчением. Асгер вздохнул. Теперь избыток отцовской любви Фридрих направлял главным образом на своего заместителя.
Мюнхен встретил Асгера серой хмуростью. Мужчина закурил, смешивая пропитавшийся дорожной пылью воздух с клубами табачного дыма. По правде сказать, толкать речи о душевной красоте и благородстве Клауса у Асгера не было ни малейшего желания. Он на дух не переносил весь этот фарс, но при этом умел изображать самую искреннюю заинтересованность. Так работала их система. Несладко приходилось тем, кто слишком сильно цеплялся за честность и собственные принципы. Как правило, их продолжительность жизни уступала живучести всей лицемерной сволочи.
Но надо сказать, что приближающийся каламбур стоил недовольного выражения лица Оливера. Появлению Райха младший братец усопшего едва ли обрадуется, но в этом-то и заключалось веселье. Так уж сложилось, что Асгер в своей наглости постепенно приближался к апогею, и перспектива бросаться двузначными фразами сегодня, как никогда, была привлекательна.
- Вечер добрый, - мужчина обезоруживающе улыбается, когда дверь перед ним открывается и на пороге возникает «малыш» Олли: ни жив, ни мертв, настолько «рад» этой встрече, - Фридрих сказал мне, что сегодня будут поминки. А где он сам? – не дожидаясь ответа, Райх прошел внутрь. Вальяжно и нагло, ведь здесь он бывал чуть ли не чаще самого Оливера. Однако перед входом в комнату замер, окинув скучающим взглядом собравшихся. Прелестно.
Учитывая, что уважаемый papа́ своим присутствием никого не почтил, задушевных разговоров больше ни с кем не предвиделось. Обернулся к Олли, всем своим видом выказывая недоумение, хотя догадка, на самом деле, уже пришла в голову.
- Оливер, устроил вечеринку, а меня не пригласил? – шепнул он негромко, проходя мимо Зальцгера. Руки чесались налить себе шнапса, поисками которого мужчина, собственно, и занялся. Нежелательность своего визита он ощущал кожей, но ему хватало такта сохранять невозмутимость.
- Приветствую, уважаемые господа. Как жаль, что вместе мы собрались по столь печальному случаю. Нам всем будет не хватать Клауса. Какой потенциал, какие амбиции… - конечно, вам всем было жаль. Конечно, вы все скорбили. Но разве нашелся из всех присутствующих, кроме Оливера (но это не точно), хоть один, кто из-за этой смерти грустил бы по-настоящему. Наверняка один из этих типов бедолагу и пришил, но кого интересовали детали.
-  Оливер, не возражаешь? – поинтересовался Райх, беря со стола бутылку со шнапсом. Разумеется, не возражал. Едва ли у него был выбор.
Пренебрежение окружающих – в их косых взглядах. Надменные арийские морды - идеальные в своей породистости и самолюбовании. Невысокий темноволосый гестаповец, возможно, несколько терялся среди выводка чистокровок, но внешнюю неказистость компенсировали едва умещающееся в комнате самомнение, голубые глаза цвета вселенской отрешенности и неприлично острая линия скул. Вопиющее молчание Асгер не стеснялся нарушать звоном посуды: маленькая серебряная ложечка молоточком постукивала по хрустальным нервам лучших из людей.

---

Связь: у всех есть; Откуда узнали о нас: рпг-топ