HP: Black Phoenix

Объявление

Добро пожаловать!
В игре: январь - февраль 2026 года.
Рейтинг проекта - R (NC-17).
Здесь происходит всякая хурма. Веселая!
Трио звучит заманчиво, — потирая бок, парировал он, — Но предпочитаю начинать с дуэта, чтобы не терять в качестве. Хорошим музыкантам нужно хорошо сыграться, прежде чем расширять состав.
20.09 Друзья!
К сожалению, проект перешел в режим очень ленивой улитки. Мы играем здесь и общаемся, но не готовы заниматься этим местом так, как оно заслуживает. Приходите к нам на чай - мы рады гостям.
17.09 Друзья!
На форуме прошла перекличка. К сожалению, не все стойко перенесли это жаркое лето, и некоторые игроки нас покинули (но мы их всё равно ждем назад). Проект выходит из спячки, игра продолжается!
29.08 Друзья!
На форуме проходит сезонная перекличка! Отметится необходимо до 5 сентября
27.08 Дорогие волшебники!
Мы вовсю подводим итоги лета и готовимся к наступлению осени. Следите за объявлениями!
21.06 Друзья!
На проекте в скором времени стартуют новые сюжетные ветки и эпизоды! Подробнее об этом в новостном блоке!
В Лондоне ожидается облачная погода. Вероятность разоблачения тайных организаций 7%. Атмосферное давление в пределах нормы (736–739 мм рт. ст.). Температура воздуха в Министерстве +15...+18°C. Ветер перемен слабый (3–4 м/с).

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HP: Black Phoenix » Законченные эпизоды » Семейные ценности


Семейные ценности

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

Семейные ценности
https://69.media.tumblr.com/2b6c57f58cc66c97f97726b42b59b13e/tumblr_inline_p4pwj9fH0t1tanhaj_540.gif
Не начинайте дела, конец которого не в ваших руках.

Участники:
Rosaline Travers
&
Nickolas Shafiq

Место:
Лондон, Хоршем
Время:
конец марта 2025

Сюжет:
После смерти матери Розалин Хогарт погружается в пучину своего горя, отвергнув всех близких. Или ещё не всех?

+2

2

Пустота. Жгучая, неуёмная, она не звенит внутри как раскаленная докрасна тишина, она издает раздирающий скрежет, от которого по позвонкам бежит жуткий холодок. Она выживает из тебя все краски и заполняет уродливыми разводами копоти.
Больше нет сил кричать, щёки сухие. Отрешенное лицо с нездорово впавшими глазами и заострившимися солеными скулами пугающе бледное и апатичное. Розалин уже давно не смотрелась в зеркало. Её волосы сальными путаными линиями смешивались с узорами ковра. Волшебница слепо уставилась в потолок, лёжа, неудобно упираясь затылком в жесткий пол. В её руках трепыхалась птица, истошно крича и лихорадочно вертя своими круглыми золотыми глазками, бурые перья то и дело, будто пожухлая листва, опадали в неравной схватке. Розалин занесла руку, в полумраке комнаты блеснуло лезвие обоюдоострого кинжала. Курица с рассеченной грудью издала хриплый вопль, еще некоторое время потрепыхалась и бессильно околела. Колдунья с особым вниманием впитала эти мгновения, словно хотела поймать саму смерть и заговорить с ней. Златовласая строгая женщина на портрете отвернулась. Картина стояла тут же, прямо на полу, опираясь на подлокотник кресла.
Розалин запустила пальцы в теплую тушку, ломая хрупкие рёбра и пробираясь к маленькому застывшему сердечку. Это было так странно, лишать жизни руками, не заклинанием. Ощущать так близко, как ты заставляешь дух покидать тело. Интересно, это чувствуют магглы, убивая друг друга? Смерть волшебников, неестественная, имела иное обличье. И цвет. Розалин вспоминала другое тело. Другое сердце. Женщины. Оно не помещалось в ладонь, как это. Зато было таким же тёплым. Тогда всё и началось. Чувство вины снова подкатило к горлу, но теперь глаза не наливались влагой. Леди Хогарт яростно дёрнула, раздавила пальцами сердечко, с силой сжав, оно брызнуло кровью.
Хогарт, покачиваясь, села. Отрезала куриную голову (кинжал неприятно скользил в обагрившихся пальцах), и бросила тушку рядом. Женщина срезала побледневший гребешок и вскрыла миниатюрный череп так, чтобы были видны мозговые полушария. Подвинулась к канделябру и принялась выискивать в кровавых извилинах мозговой оболочки нечто, похожее на буквы. Буквы имени. Хоть какую-то подсказку! Ей показалось, что есть что-то похожее на «D» или «О». Как трудно разобрать! 
Огонь в свечке начал нервно приплясывать. Воздух здесь был густой, спёртый, мерзкий. Окна закрыты и плотно затянуты тяжелыми гардинами. В воск колдовской свечи было явно что-то подмешано, что, сгорая, источало горько-кислый запах, несло и от кур, от их жизни и от их смерти.
— Проклятые халдейские мудрецы! — простонала Розалин и бросила кинжал с изувеченной куриной головой к тушке. Волшебница, ёрзая по полу, взяв свечу, подползла к беспорядочной стопке бумаг. Грязными пальцами она перебирала лист за листом, пока не нашла копию рукописи Нострадамуса, которую доставили для чиновницы из магической библиотеки Лангедока. Она быстро пробежалась по строкам примечаний, не менее пространным, чем Центурии Мишеля, но более удобоваримым, нежели рифмованные строки большинства пророчеств. Волшебница нащупала палочку и заклинанием перевела рукопись на английский. Нахмурилась. Даже магия с трудом распознавала затейливый почерк колдуна. Большинство слов так и остались смесью французского и латинского кружева.
Еще один взмах палочкой и в руки Розалин перекочевала со стола книга эфемерид. Розалин раскрыла пухлую сводку таблиц и перелистнула на 2025 год. Обмакнула палец в лужицу крови под куриной тушкой и, устроившись на полу боком, подперев голову ладонью, начертила на паркете не особенно ровный круг.
Курицы в клетке в другой части помещения, ближе к коридору, начали громче беспокойно кудахтать, ощутив присутствие в комнате кого-то еще.
— За-а-а-ткнись! — рявкнула женщина, с разворота бросив в сторону клетки заклятье. Одна из кур окаменела, но не целиком. Её маленький жалкий хвостик продолжал дрыгаться, торча из безжизненно-серого каменного тельца.

+2

3

Чистая крови - это не только величайшая честь, что может выпасть на долю волшебника, но и ответственность, ноша которой порой кажется неподъемной. Чувство долга перед собственным происхождением подразумевает этикет, приличия и вековые ценности. Чистокровный маг, если он не стремится опозорить собственное имя и имя своей семьи, обязан придерживаться ряда правил, кои диктуют им старинные традиции. Он не должен покровительствовать магглам, отличаться девиантным поведением (благо, понятие девиантности, ровно как и жестокости, весьма относительны), будоражить общественность отсутствием отточенных манер и прибегать к другим методам необратимого позора своей фамилии. Открытая демонстрация чувств также не принята: истинные чистокровки никогда не позволят себе такую слабость, как публичное выставление сердечных терзаний. Однако это вовсе не значит, что последних чистокровные лишены. Отнюдь. Страдания, обреченные на прозябание в клетке души, разрывают своего обладателя гораздо сильнее, грозясь в один миг превратить все окружающее в концентрацию хаоса. Посему, гонимые этой титановой ответственностью, волшебники вынуждены страдать в одиночестве, подальше от чужих глаз, открывая глубину своего горя лишь стенам темницы, в которую себя заперли.

Николас Шафик замер у массивной входной двери, что являлась проходом в одну из таких темниц. Мужчина задумчиво разглядывал массивный засов, не решаясь войти. Вторгнуться в обитель чужой трагедии - дело неловкое, почти непристойное, даже если речь идет о душевном состоянии дорогой кузины. Ник знал, что Розалин, убитая горем, отказывается выходить с кем-либо на контакт, предпочитая одиночество поддержке близких. Беспокоить женщину не решался практически никто, и сам Шафик не до конца понимал, что он здесь делает. Пускай сердце его переполняло сострадание к одной из немногих, кто был ему дорог, ему вовсе не хотелось рисковать их укрепившейся связью. Между тем, Розалин оградила себя от всего внешнего мира и была настроена крайне враждебно по отношению к каждому, кто посмеет нарушить ее беспокойное бдение. Тем не менее Ник все же здесь, стоит и оттаптывает порог. Нерешительность ему вовсе не свойственна, но и роль благородного утешителя тоже, посему внутренний резонанс вызывает легкую головную боль. Николас не присутствовал при смерти обоих родителей: его отец сгнил в Азкабане, а мать скончалась, когда Ник проходил обучение в США. Однако чувство вины и бескрайняя печаль снедали Шафика изо дня в день, как только на глаза попадалась фотография матери. Это скверное чувство, а Розалин ощущает его в разы сильнее. Возможно, по этой причине Николас полагал, что должен был рядом. Во всяком случае, он бы хотел этого.

В комнате царил полумрак, воздух был спертый, пропитанный запахом крови, мерзкой птицы, бог знает каких благовоний. Ник, нахмурившись, прошел в середину помещения, игнорируя встревоженный ор запертых в клетке кур, которые еще больше засуетились после скоропостижного окаменения одной из своих сородичей. Розалин возлежала посреди этой куриной вакханалии, перепачканная кровью и растрепанная. Мужчина никогда не видел кузину в таком виде, учитывая ее педантичность во всем, что касалось внешнего вида. Шафик ощутил, как внутри все сжалось от горечи, от вида сломленности этой сильнейшей женщины. Поразительно, какой след на душе человека способно оставить несчастье.
- Силенцио. - буркнул Николас, взмахнув палочкой в сторону Азкабана для пернатых, и вся стайка разом онемела, однако продолжала истерично щелкать клювами. - Боги, Розалин, ты же знаешь, как я отношусь к подобным ритуалам... - Ник поморщился, вновь поднимая палочку, и лужи крови начали таять в воздухе, предавая комнате какой-никакой, но более менее опрятный вид. Исчез с пола и неровный круг, который кузина успела нарисовать. - Это древняя магия. Она опасна и требует большей... Организованности. Впрочем, тебе ли не знать. - наверное, за своим негромким бурчанием Николас старался скрыть одолевавшее его смятение. Утешать он совсем не умел и уже тем более не представлял, как себя следует вести. Как известно, Шафик младший полный профан во всем, что касается близости. Но Розалин его многому научила.

- Мерлин, Розалин! - воскликнул Ник, когда до него наконец дошло. что за зловоние распространяется по комнате. Одним взмахом волшебной палочки он заставил погаснуть свечу, что стояла чуть в стороне. - Шалфей предсказателей. Я-то думаю, что за вонь камфорного масла. Чем ты думала, дорогая? В твоем состоянии... - мужчина осекся, не решившись закончить начатую мысль вслух. Шалфей предсказателей обладал наркотическим свойством, усиливающим эмоции, которые испытывает человек, доводя их до точки невыносимого максимума. Можно предположить, что по мере таяния свечи, уровень отчаяния в комнате стремительно повышался.

Мужчина вздохнул, покачав головой, и опустился на колени рядом с распластавшейся на полу Розалин. Он попытался улыбнуться, но вышло кривовато, поэтому Шафик полез во внутренний карман своей мантии, выуживая оттуда фляжку с джином и протягивая ее кузине. Как известно, алкоголь не помогает разобраться с проблемами, но Ник знал наверняка, что он отлично способствует их притуплению.
- Выпей. Станет легче. - Николас смерил Розалин таким взглядом, что становилось ясно: в случае неповиновения Ник готов был прибегнуть к силе. И пускай перед Розалин дрожали весь УМИ и добрая половина магического сообщества, Николас ее не боялся. И это взаимное уважение и смелость позволили им в свое время сблизиться. - Послушай, ты прекрасно знаешь, что я не мастер речей, если это не научная проповедь. Но я не хочу, чтобы ты закрывалась от тех, кому ты дорога. Нам важно знать, что ты чувствуешь, чтобы помочь тебе с этим справится. - Ник на секунду замолк, - мне важно.

+2

4

Где-то среди планок ясеня с драгоценными мозаичными вкрапинами дальбергии мелькнула тень, едва различимая в сумеречной густоте, в которой прожигали зияющие золотом дыры лишь несколько свечей. Скрип половиц так ловко слился с зычным кудахтаньем, что Розалин вздрогнула, едва не вскрикнув от сиюминутного страха, когда мужской силуэт оказался осязаемо-близко. Она приподнялась на скользких грязных пальцах, щурясь от едкого смрадного духа.

"Тео?!" — первым делом вспыхнуло в сознании, но тут же потухло, оставив в груди болезненный ожог. Розалин даже не знала, что ей сейчас более невыносимо: видеть Теобальда или не видеть его – всё острые грани одной нестерпимой муки, краха надежд, ощущение собственной ничтожности. Её, женщину, способную при должном усердии изменить привычный ход вещей, низвергнуть противников, развоплотить за одну ночь, благодаря мощной сети сторонников и недюжинной хитрости и решимости, её, с кем считались, боялись, уважали, ненавидели, её….! Её, гордо вознёсшуюся в своей вседозволенности и могуществе, уничтожила сама природа волшебства, магическое естество, живущее по своим нетленным законам тысячелетиями, бесчувственное, отвратительно-справедливое, вечное как холодное чёрное небо, в котором сокрыта безграничная мудрость, говорящая с нами, недостойными песчинками бытия, лишь языком светил. Мы слабы перед этой мощью, мы берём в руки орудье и опрометчиво кромсаем им собственную судьбу. "Теобальд не виноват, он бы не позволил, но как смотреть на него и не думать о том, что я опозорила и уничтожила собственную семью? Как сказать ему об этом? Кем я стану в его глазах?!" Мысли, словно петельки на вязальных спицах, ловко цеплялись одна за другую и ткали колючее удушливое полотно чувства вины, оплетающее коконом так плотно, что не вырваться.

Николас? — она потёрла правый глаз тыльной стороной ладони, он заслезился, пришлось часто моргать, чтобы получше разглядеть своего кузена. Ну, разумеется, если Джункус и мог кого-то впустить, нарушив дозволение своей госпожи, то только Шафика – кровную родню. — Зачем ты пришёл?! Уходи! — раздражённо процедила женщина, напоминая себя в раннем детстве, с обиженной надменностью закрывшуюся в комнате. Ника это не останавливало тогда, не остановило и теперь. От апатии её голос прозвучал тише, чем ожидалось, но он был проигнорировал явно не по этой причине. Розалин приподнялась на локтях и оттолкнулась от пола, неуклюже присев без привычной игривой грации, в воздух взмыла жалкая горстка перьев и снова беспорядочно осела на паркет.

О, нет! Нет! — глаза леди Хогарт округлились, она с ужасом смотрела, как условно-художественные следы её колдовских манипуляций начали исчезать по мановению палочки Николаса. — Стой! Что ты…?! — книги и сборник эфемерид услужливо захлопнулись, собравшись в стопку, багровые кровяные разводы таяли. Розалин начала лихорадочно оглядываться и скрести ладонями по полу с неприятным дребезжаще-ноющим звуком, где только что был начертан круг, будто надеясь, поймав пальцами, не дать ему бесследно испариться. — Ник! Я знаю! Ник!
Она тяжело дышала, дёргано оборачиваясь, беспорядочно, почти безумно, бегая глазами по окружающей обстановке, оценивая ущерб самоуправства своего кузена.

Сальвия Дивинорум, - кивнула Лин. Не удивительно, что Николас узнал эту дрянь, которую в США достать гораздо проще, чем на просторах Альбиона.  Женщина поползла к чадящей свече, но успела застать лишь её последний дымный вздох.  — Ты знаешь, сколько он стоит!? А-а! — простонала волшебница, отчаянно хватаясь за голову и стискивая волосы пальцами. — Ты всё испортил! Испортил!! — она взяла закоченевшую тушку курицы, яростно бросила ею в кузена, но промазала на добрых четыре фута. Впрочем, по мере его приближения злиться на него было всё сложнее. Выточенные скулы волшебника, светлые, холодно-прозрачные, словно из аквамарина глаза, резкие волевые черты – гордая порода Шафик, такое родное, обезоруживающе близкое, детали, предающие поразительное сходство этим двум по-своему особенным чародеям, но, стоит отметить, ещё больше их роднило не менее выдающееся упрямство или, если называть благороднее, упорство.

Не буду, — пробубнила женщина, насупившись, попытавшись отшатнуться от кузена, который устроился тут же на полу. Розалин встретила его решительный заботливый взгляд, колебалась, но оба стояли на своём. Последний аккорд его трогательных слов, которые, впрочем, были приняты в штыки, всё же угодил в цель. — Я сама справлюсь, — буркнула женщина, но поняла, как неубедительно звучит. Она даже не стала дожидаться чего-то в духе «ну-ну» в ответ. Нехотя притянула к себе его флягу, придерживая холодной ладонью, но не забирая из рук. А рука кузена была такая тёплая, как будто из другого мира, мира живых, оставшегося за коваными воротами Хоршема.
Лин сделала глоток, чересчур крупный для такого крепкого напитка. Обожгла горло, поморщилась и изошлась кашлем.
— Какая же…кхэ, — горло драло сухим напитком, — гадость этот твой, — она снова поперхнулась, — можжевеловый извинь!
Послевкусие у него было холодящее, металлическое. — Фу, как ты это пьёшь, Ник! Дай ещё… — сдалась леди Хогарт, вырывая у кузена фляжку. Она успела закостенеть в своём горе, бередить душу снова было так страшно и больно, куда уж тут без анестетика, даже такого противного.

— Зачем ты всё испортил, Ник! — возмутилась волшебница, отерев ладонью губы, которые пощипывало, на лице Розалин появились грязные бурые разводы. — Теперь, выходит, я зря весь день резала этих треклятых кур! Знаешь, как они орут?! У меня голова болит! Мерзкие глупые твари!

+2

5

Наблюдая за Розалин, Николас подумал, что, пожалуй, опрометчивей всего в этой жизни считать себя всесильным. Полагать, что ты непобедим и что нет таких трудностей, которые ты бы не смог преодолеть. Конечно, тщеславие и амбиции необходимы: они позволяют двигаться вперед, даже когда, казалось бы, руки окончательно опустились, а отсутствие сил сделало и идеалы, и цели блеклыми и ненужными. Однако наивно считать, что хитрая судьба не выберет на каждого свою управу - разрушительную и непрощающую. Подобные пессимистичные размышления отнюдь не в стиле Николаса Шафика, привыкшего идти по головам и, как правило, не принимающего слова "нет" в любом его проявлении. К тому же, холодность души и минимизация каких бы то ни было чувств делают его не самой удобной мишенью для моральных потрясений любого рода. Но сейчас мужчина глядел на женщину, которую он любил и хорошо знал, на женщину, чей взгляд мог заткнуть толпу самых бесноватых личностей и чью волю, ему так казалось, ничто не может сломить. И лишь глядя на эту незнакомку, в приступе острейшей сильнейшей боли корчащуюся на полу, - разбитую и растоптанную - Ник невольно внутренне содрогался. Величие относительно, ровно как и душевная стойкость, и мы не можем вечно держаться за эти два столпа людского мироздания.

Во всяком случае, так казалось Шафику. Мужчина равнодушно проследил за полетом куриного трупа, безрадостно просвистевшего мимо него. На самом деле, какая-то часть Николаса хотела, чтобы Розалин попала в цель. Чтобы она забросала кузена куриными потрохами, пачкая идеально отутюженные лацканы пиджака в застоявшейся крови, чтобы она тем самым выплеснула на него хоть каплю той боли, которую переносила сама. Разумеется, это не помогло бы, но Ник куда больше мучился от отчаяния, которое обуяло его подобно самому смертоносному вирусу. Оно давило на виски, Шафик слышал каждый удар собственного сердца, заставлявшего чертову чистокровную кровь течь по венам, обогащать кислородом его организм, заставлять жить... Существование вдруг свелось к исключительно физической составляющей. Вероятно, сам он на толику процента погиб, увял, в тот самый день, когда стал свидетелем чужого горя. Горя, которое он ощущал как свое собственное.
- Могу представить, Розалин, но ты никогда не смотрела на цены, так в чем пытаешься упрекнуть меня теперь? - Ник скептически вскинул брови, вновь подняв волшебную палочку. Куриная тушка, лишь недавно послужила орудием убийства, безвольно подвисла в воздухе. По поблекшей коже неторопливо сползала алая капля. Абсолютно бесполезная кончина. Наука не терпит такого расточительства, пустить ее на временные батареи, что ли...

Николас добродушно рассмеялся, когда Розалин, отфыркиваясь и морща аккуратный носик, вновь приникла к его фляжке с волшебным снадобьем. В груди что-то болезненно защемило. На долю секунду Шафику показалось, что все по-прежнему: они дурачатся, норовят уколоть друг друга побольнее и нет этой боли, и отчаяния в воздухе тоже нет. Но с очередным взмахом ресниц дурман рассеялся, и реальность вновь обнажила свои сгнившие зубы. Николас тяжело вздохнул: на лицо иллюзорность бытия.
- Пей, моя дорогая кузина, - произнес мужчина словно нараспев, и его лицо тронула сладкое мечтательное выражение, как случалось всякий раз, стоило ему заговорить о любимейшем из напитком, - Могу сказать тебе практически наверняка, что помимо профилактики простуды это снадобье притупляет и душевные волнения. Проверено. - Ник, горько усмехнувшись, подмигнул Розалин, - Возможно, поэтому я такой тюфяк во всем, что касается чувств. - мужчина повел плечами, стараясь отмахнуться от собственных навязчивых мыслей. О собственной моральной импотенции он не задумывался, но сейчас ему казалось, что парочку пунктов в своей жизни ему стоило бы переосмыслить. Навестит ли его кто-нибудь вот так... Запросто, когда весь мир вокруг вдруг обрушится? Правда, у Шафика своеобразные жизненные препоны, но он периодически о них спотыкался. А пережить подобное... Закрывая глаза, Николас думал о своей матери и снова вздрагивал.

- Знаю, успел послушать этот чудный ансамбль цыпочек, - Ник подошел к кузине и сел перед ней на корточки, заглядывая в ее глаза, осторожно очерчивая пальцем расплывчатый краешек красной помады, - Очевидно, что возомнила себе древней знахаркой, которая только и умеет, что кровь пускать да травки смешивать, - нервный смешок, - Но ты права, курицы - мерзкие, я дам команду сварить из них суп, -  Николас пытается отшучиваться, слабо и неуверенно, но это хотя бы какая-то попытка разговорить Розалин, которая сейчас была в состоянии лишь сыпать проклятиями направо и налево. Мужчина осторожно взял Розалин за руку, опасаясь, как бы она тут же не выцарапала ему глаза. Но женщина, очевидно, была настроена чуть более мирно. Или то было затишье перед бурей? - Просто скажи мне, чего ты хочешь. Скажи мне, и я помогу! - давно в голосе Николаса Шафика не звучало столько искренности. Он редко не бывает корыстен в своих порывах, и это - один из таких моментов. - Но ты не можешь оставаться одна, резать птиц и искать в этом чуда! Позволь быть рядом.

+2

6

Среди горечи на лице появилась некрасивая, но отчасти довольная усмешка. Никогда на цены не смотрела! Приятно производить подобное впечатление, хотя это было далеко от правды. Пускать пыль в глаза было, кажется, излюбленным семейным пристрастием. Рядиться в парчу, даже если на ужин неделю не будет мяса. Розалин отчётливо помнила день, когда мать убила трёх любимых болтрушаек, подмешав им в корм какой-то порошок, и, как только те попадали со своих реек, выдав прежде целый словесный поток, вынула из клетки их распластавшиеся мягкие тушки и села ощипывать с каменным лицом, не проронив ни слезинки о любимых питомцах, хотя Лин знала о привязанности матери к этим милым пташкам. В отличие от матери Розалин плакала, глядя как на колени миссис Шафик опадают небесно-голубые перья, словно та кромсала ножницами небосвод. Банковские счета были заморожены, имущество опечатано, а семейство Шафик познало слово «нужда» в полной мере. Болтрушайки больше не порхали, щёлкая клювиками, зато живот перестал урчать от голода. Розалин помнила как сейчас хрипловатый голос зельевара: «Семьдесят три галлеона шестнадцать сиклей и ни кнатом больше, миссис», - столько тот был готов отдать за редкие перья, хотя те стоили дороже в несколько раз.
Много ещё подобных тягостных дней выпало на долю обнищавших аристократов, потому стоило леди Хогарт вместе с фамилией обрести прочный достаток, вкусить пьянящую возможность выписывать безотчётные чеки и получать средства, пользуясь служебным положением, как та принялась жить на широкую ногу, откровенно транжиря деньги, особенно по молодости и после кончины супруга. К хорошему быстро привыкаешь, а вместо того, чтобы поумерить траты, Лин искала новые пути обогащения, не принюхиваясь к запаху денег. Что угодно, лишь бы ужасы стеснённого в средствах прошлого более никогда не повторились.

Первый глоток был омерзителен, второй же по проторённой дорожке потёк куда более терпимо, третий слился со вторым, а от четвёртого нехорошо замутило на пустой-то желудок, потому миссис Хогарт вернула искушающую флягу обратно кузену.
- Душевные волнения притупляет всё, что горит, - буркнула женщина, будь она чуть более расположена к беседе, это прозвучало бы задорной шпилькой, но хмурость угнетала даже естественные порывы острого змеиного язычка. Впрочем, трудно было так упорно куксится на старания дражайшего родственника, за дни самопроизвольного затворничества Лин только теперь осознала всю глубину своего одиночества, с которым никак не могла свыкнуться, какими бы бестолковыми вещами не занимала себя с утра до ночи, едва не став помешанной фанатичкой.
- Полноте! Тюфяк, скажешь тоже, - она кашлянула, пытаясь продышаться от тяжелого хмеля, саднящего горло, но так тепло пульсирующего внутри до самого желудка. – Будь так, ты бы сюда не явился.
Чувства, конечно, бывают всякого достоинства и порядка, но всё это, бесспорно, так или иначе взаимосвязано. И несмотря на всю учёность своего кузена, пытавшегося объяснить сантименты физиологически, она была убеждена, что даже в этом закостенелом сердце дремлет до поры нечто, о чём он не подозревает сам. Она видела тень этого «нечто» в такие минуты, как эта, глубокая душевная приязнь, которая продиктована далеко не долгом честного джентльмена перед близкой родственницей, попавшей в затруднительное положение.

Уголок губ легко дрогнул, Ник говорил так, что даже Тёмный Лорд мог бы сделать попытку коряво улыбнуться. Он опустился перед кузиной рядом, взгляды их похожих друг на друга холодной голубизной глаз, воссоединились, подобно заботливым объятиям, свершившимся без единого прикосновения. Николас был прав, она заигралась, пытаясь подражать своей бабке Агате Гордон и её отпрыскам двух поколений, живущих в глухой корнуолльской провинции и поистине знающих толк в подобных ритуалах (точнее прекрасно разбирающихся в том, что использовать их не стоит, только богов гневить). Розалин бросила взгляд по сторонам, стыдливо подмечая прибранные последствия своей несусветной дури.
Николас бережно коснулся её грязной в буро-пыльных разводах ладони своими пальцами, глядя и говоря так исключительно трогательно, с учётом привычной циничности своей натуры, что подтопленное джином иссушенное сердце женщины неминуемо дрогнуло. Она пожала его пальцы в ответ и из глаз брызнули слёзы. Мгновение она медлила и порывисто бросилась в объятия брата, уткнувшись лицом в его плечо, припадая к груди и сжимая в отчаянных объятиях.
- Я хочу…Я хочу вернуться в прошлое и всё исправить, - провыла волшебница, всхлипнув. – Но ты лучше меня знаешь, что никакой маховик не поможет мне в этом, - лепетала она сквозь слёзы.
А как было бы замечательно вернуться в тот самый Йоль, когда она, такая юная, сходила с лестницы Мосс Холла в струящемся изумрудном платье, если бы тогда она посмотрела на Теобальда Треверса иначе, если бы различила его помыслы и одарила поощрением…скольких бед и терновых иголок можно было бы избежать. Кем тогда были бы сейчас они? Провожали детей в Хогвартс, счастливо улыбаясь? Хотя внутри Хогарт понимала и другое: не пройди они рука об руку все те испытания, что выпали на их долю, был бы их союз столь же счастливым и крепким? С другой стороны, он хотя бы был…А теперь всё кончено!

+1


Вы здесь » HP: Black Phoenix » Законченные эпизоды » Семейные ценности


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно