Суета осталась где-то там в лондонских застенках, на поверхности гранитных плит Министерства, в брызгах чернил редакции, в сырости каменных кабинетов. Здесь, и только здесь, витала безудержная свобода и умиротворение, нечто родное, въевшееся в бледную кожу, солёным свежим потоком текущее в жилах. Розалин без колебаний написала письмо о совместном визите в Корнуолл, когда почувствовала, что Теобальд совсем скис. Было нетрудно представить, как тошно ему среди коллег и знакомых, которые своим подбадриванием и хлопками по спине, вколачивают в землю. Нужно держать себя в руках, ведь иначе достанут своей приторной заботой и расспросами, попытками залезть за шкирку любопытными ледяными пальцами. Роз и сама ещё пребывала в меланхолии, но, наверное, оттого и понимала друга. Ей хотелось разделить его терзания, даже если придётся преодолеть сотню миль, чтобы просто помолчать, стоя у рассечённого скалами берега. Треверсы всегда занимали в душе Розалин особое место, вся их жизнь разворачивалась на глазах друг у друга, а потому было бы преступлением остаться в стороне.
И вот они здесь. Женщина остановилась в дюжине футов от бархатного, выжженного солнцем склона, сделала глубокий вдох, не досаждая Тео своим взглядом, и подав лицо ветру, устремила взор в безграничный простор. Вот, где таится истинная красота юго-западной Англии! Эти горделивые утёсы, волны то нежно ласкают их, то хлестают пощёчинами, а они всё стоят, непоколебимые исполины, и сурово глядят в горизонт. Ветер возносил к небу шум прибоя, а в голове звучала переливистая мелодия зачарованной валлийской арфы.
-  Мне кажется, это наше «место силы», - предположила леди Хогарт и на мгновение прикрыла глаза. Сделав несколько мерных вздохов, она распахнула веки и глянула на Тео. В отличие от младшего брата, его черты были резче, подбородок угловат, выдавая человека твёрдого, решительного, смелого. В нём удивительным, редчайшим образом сочеталась гармония экстраординарной мысли и неутомимого трудолюбия. Творческое нутро не расхолаживало его, потому идеи оформлялись должным образом и не оставались иллюзорными эскизами. Ему не претило идти вразрез представлениям об аристократии, хотя Роз и не была особенно воодушевлена его выбором деятельности, но, взяв в руки свежую газету и прочитав, пожалуй, одной из первых заветную статью за подписью Теобальда, она устыдилась своего негодования в чём поспешила ему признаться. Извечный выдумщик, он был поистине талантлив и обличал остроумные мысли в изящную форму, делая их в нужной мере пряными, но не вульгарными. И всё же…она смотрела на этого мужчину недюжинного ума, упорного, невозмутимого, с твёрдым хребтом и не могла не ловить себя на мысли, что злободневные статьи – это чертовски мало. Нет, он рождён для чего-то большего, он один из тех, кто способен творить перемены, нет, ещё больше, формировать сознание общества. Страшная несправедливость - таить себе мощь и не изливать её миру.
Роз подошла чуть ближе и остановилась рядом, чутко коснувшись взглядом его понурых глаз.
- Помнишь, в детстве я напевала вам с Таффи глупую песенку? Почему-то сейчас она снова пришла мне на ум, - набрав воздуха, женщина осторожно затянула на валлийском, теребя соломенный прутик в руке, - Dacw nghariad i lawr yn y berllan, Tw rym di ro rym di radl didl dal…Ну вот, теперь это Фалди радл дидл дал от меня не отвяжется ещё неделю, - уголки губ женщины медленно поползли вверх, хотя и улыбкой это было назвать опрометчиво. Но зато ей наивно хотелось заставить этого угрюмого писаку улыбнуться своим хищным оскалом. Давить она не хотела, напротив, дать Тео волю. Розалин по себе знала, что сочувственными вздохами хандру не вылечишь. Что ж, начнём издалека. Вся горечь осела на дно, мысли о собственных разочарованиях уступили место осязаемому желанию протянуть руку ненавязчивой поддержки, ведь мелочные эгоистичные печали не соразмерны отсутствию огня в глазах творца.
- Спасибо, что согласился вырваться, - Роз мягко пожала ладонь Теобальда. - Так не хватало этой тишины, - она говорила за себя, но почему-то была уверена, что Треверс того же мнения.

Даже если бы ветер заглотил слова Теобальда и унёс в бурлящую пену прибоя, Розалин бы с лёгкостью нашла их в угнетённых глазах мужчины.
- Это меньшее, что я могла для тебя сделать, - тихо отозвалась она с искренним участием. Ладонь Тео бережно стиснула пальцы женщины, Роз мягко пожала её в ответ. В тишине лишь гулко звучали силы стихий, с которыми хотелось воссоединиться, подставив грудь навстречу ветряным вихрам. Треверс глубоко вздохнул, спутница прильнула к нему сильнее, обхватив второй ладонью руку выше локтя, положив белокурую голову ему на плечо. От женщины веяло тонкой ягодной сладостью, аромат духов скользнул к шее Теобальда и смешался с его парфюмом. Хогарт замерла, позволяя им обоим вкусить это дивное мгновение до последней капли. В ногах трепыхалась трава, монотонный плеск волн ласкал слух, и не было ничего лишнего, раздражающего, тягостного. Это единение, пусть взращённое на почве унылого одиночества, пустоты и разочарований, было удивительным. Наверное, никогда раньше они так не нуждались друг в друге как сейчас, именно такими, какими были теперь. В эти минуты, ощущая тепло, струящееся от широкой груди Тео, Розалин не чувствовала себя омерзительно опустошённой и одинокой, ей не хотелось с такой всеобъемлющей апатией презирать несправедливый мир, если в нём ещё осталось хоть что-то близкое, почти родное. Последние месяцы выдались чересчур тяжелыми. Розалин получила долгожданную свободу высокой ценой, но потеряла в ней всякий смысл. День за днём она не находила себе места и, как неприкаянная, занимала себя работой и невнятными встречами, лишь бы только не оставаться подолгу наедине с собой, не истязаться болью. Но боль – это не самое страшное, она притупляется, на смену ей приходит безжизненное безразличие. Ни плохое, ни хорошее больше не волнует грудь. Нет страданий, но нет и радости. Есть одно бесконечное и бессмысленное ничто, подобное проклятью. Это пугало, по-настоящему пугало, но здесь и сейчас становилось зыбким.
- Всегда пытаюсь представить, как где-то здесь, быть может, на этом самом месте, стояла леди Моргана и одним взмахом палочки подчиняла себе морскую пучину, - заговорила Розалин. Ей с детства кружила голову мысль, что у неё в жилах течёт кровь великой волшебницы.
Волна с силой рухнула на берег, разлетевшись вдребезги.
- Только подумай, какими могущественными были наши предки! – женщина повернула голову и чуть прищурилась. – Повернись-ка, да, вот так, - она кончиками пальцев повела его подбородок чуть в сторону и стёрла с щеки каплю, которую принёс шкодливый ветер.

Воображение живо обрисовало тусклый образ требовательного породистого старика с крутым нравом старой закалки, каким мистер Треверс-самый-старший виделся маленькой Роз в детстве.
– Не удивлюсь, если так и есть. Ваш почтенный дед, - Хогарт ощутила проскользнувшую по спине ладонь, бережно застывшую на талии, и без лишней неловкости приобняла мужчину в ответ, - персона та ещё.
Стало так тепло и спокойно в этих крепких руках, даже ветер больше не смел касаться кожи и бесстыдно лезть под одежду. Если Итан походил на подвижное бурлящее море, манящее своими лукавыми лазурными водами, то его старший брат напоминал стойкий утёс, он был каменным исполином, благородным титаном, доказавший себе, семье и окружающим, что добьётся своего, каким бы долгим и тернистым не был путь к заветной мечте. – Я на фоне сестрицы тоже ничего, - усмехнулась Розалин. - Лучше быть диссидентом, чем филистером, Тео, - ободряюще заметила она и хотела было заверить его в том, что он поистине достойный наследник своего рода, но это отошло на второй план, когда воспалилась та самая рана, которую женщина пыталась осторожно нащупать с того дня, как узнала об усугубившемся состоянии друга.
Леди Хогарт слушала, не перебивая, ловя каждое слово, резкий вздох, напористый тон возмущения, движение каждой чёрточки на лице Теобальда с вниманием целителя Мунго. Мужчина притих, Роз чувствовала, как горячий поток его дыхания просачивается сквозь льненые локоны, она крепче сжала пальцы на его пояснице и отстранилась.
- Это не важно, не найдут, пока мы сами не захотим, - отмахнулась Хогарт и нежно, но требовательно обняла ладонями лицо Тео, заставляя его обратить пристальный взгляд на собеседницу. Может потому, что что-то теплело в глазах Треверса, хотелось касаться его ещё, с осторожностью мимолетной ласки. – Важно другое. Для чего, по-твоему, мы здесь встретились? Думаешь, подышишь тут денёк морским воздухом в тишине, поболтаешь со мной о погоде и всё пройдёт? – наверное, в такие моменты в голосе Роз сквозили строгие интонации её матери. – Тебя гложет наше положение, я же вижу. Доверься мне, - вкрадчиво прошептала она, ладони женщины скользнули вниз по груди Тео.
- Ты совершенно прав. Картина, бесспорно, удручающая. Теперь ещё эта выскочка Джойс плетёт небылицы про «Взаимный прогресс», слушать тошно. Но знаешь, что пугает меня в этих настроениях больше всего? Долгими вечерами в Отделе Рун и Символов, пока корпела над руническими фолиантами, я шла к мысли, что губительнее крови магглов – их мировоззрение. Они смеются над нашим консерватизмом, не понимают, почему мы до сих пор живём в замках и пишем перьями, носим мантии своих прадедов, варим в котлах. Они, лишённые магии, за свою короткую жизнь стремительно извлекают пользу из окружающих предметов и видят в их совершенствовании целеполагающее благо, в то время как мы, волшебники, должны взращивать свой собственный потенциал, свою внутреннюю силу. Мы властны плести немыслимое из тонких материй, но забываем об этом! Могущество волшебников остаётся на страницах книг по Истории магии. Мы по сей день пользуемся их достижениями, артефактами, а сами что? Придумываем сотню новых заклинаний по мытью тарелок, складыванию оригами, растопке камина. Ты видел, за что в прошлом году вручили награду на Ежегодной Европейской Конференции Чаротворцев? За изобретение заклинания по идеальной прожарке куриных наггетсов! Жалкое зрелище! Дело рук пошлых грязнокровок!  – Роз разгорячилась и всплеснула руками, ей даже стало жарко, а щёки налились цветом. Она давно жаждала разделить свои мысли и беспокойство с понимающим достойным волшебником. В пылу негодования она даже не заметила, как увлеклась, но понадеялась, что это поможет Тео выговорится - баш на баш. - И это мне ещё потом объяснили, что такое эти наггетсы. Куда мы катимся...

Маггловское словечко, которое названием напоминало о золотых рудниках, резало слух почтенных детей магического Альбиона.
- Не философский камень, прямо скажем. Куски мяса в панировке или вроде того, - презрительно выдавила Роз, - американским «не-магам» неймётся, придумывают всякие дурацкие финтифлюшки и выставляют всему миру «гениальным» изобретением, - женщина повела плечами, будто сбрасывая с себя мысли о недостойных.
Лёгкое замешательство Тео польстило чиновнице. Леди Хогарт производила на окружающих впечатление существа изящного, но недалёкого. Злые языки называли её напыщенной блондинкой, горделивой алчной дамочкой, в голове у которой лишь мысли о собственном достоинстве, дорогих вещах и светских сплетнях, но при ближайшем рассмотрении молодая женщина  открывалась совсем с иных сторон, предпочитая, таким образом, до последнего оставаться недооценённой и тем самым иметь при себе своего рода преимущество. Треверсы знали Розалин лучше других, но и они в последние годы не были свидетелями тех перемен, которые случились с их приятельницей. Связавшись с Розье и проникнув в Отдел Международного магического сотрудничества, Роз смогла раскрыть свои природные склонности. Она презирала занудные науки и книги со сводами правил, которые нарушались сплошь и рядом или были несовершенными, не была сильной ученицей в Хогвартсе, но огромное значение придавала прикладным знаниям, открывающим путь к успеху. По натуре своей она была закоренелым эмпириком, предпочитала фундаментальным трудам сборники пропитанных жизнью писем и эссе выдающихся волшебников и их современников, вместо лекций она выбиралась на личные встречи, кулуарные беседы - с удовольствием слушала мнение практиков, а не умудрённых профессоров. И пускай она не могла похвастать обилием учёных фактов, но стала проницательнее, вдумчивее, рискованней. Опыт работы в новом отделе открыл дивный мир политических игр, тончайших интриг, связей с интересными людьми. Смена деятельности и окружения изменила её, придала огранку, позволив природным талантам заблистать. Розалин и сама поверила в себя, особенно после того, как добилась должности и пока не восхищения, но уважения коллег, вопреки их предубеждениям, потому перестала бояться действовать. И эта уверенность, исходящая от женщины, воодушевляла тех, кто был рядом. Как говорил Ричард: «Сомнения убивают силу».
Теобальд неподдельно улыбнулся, собеседница не осталась равнодушной, и её губы тоже растянулись в улыбке. Блондинка приподняла брови. – Говорят, шишуги не кусаются, - шутливо передразнила мужчину Розалин, ощущая приятные прикосновения теплых ладоней. Треверс так смотрел, что женщина едва не начала терять нить разговора, забывшись на долю мгновения, но взгляд Тео начал меняться, а складки у переносицы выдали усилившееся напряжение.
- Да, всё так, - кивнула Роз. - Да уж, частными словесными дуэлями такую войну не выиграть, да и грубая сила, судя по недавнему опыту кое-кого, тоже стратегия сомнительная, - глаза леди Хогарт начали задумчиво петлять по воздуху, размышляя про себя, она повернула ладонь и, окунувшись в мысли, принялась водить подушечками пальцев по ладони Теобальда, словно по карте, вдоль фаланг снизу-вверх и обратно, по линии жизни, прильнула ладонью целиком. Розалин приподняла подбородок и устремила серьёзный пронзительный взгляд. – Ты хочешь бороться, не так ли? В преданных глазах соратницы читалось: «Иначе ты сидел бы в кресле с бокалом бренди и сетовал на судьбу, только вот беда, ты - человек дела». -  Но одного желания недостаточно…и ты это знаешь.  Это изводит тебя? Бессилие перед лавиной закоренелых обстоятельств? – ей хотелось получить подтверждение, прежде чем высказать свои соображения.

Хогарт смотрела пристально, но мягко, с располагающей теплотой. Она прекрасно понимала, как мужчинам трудно признаваться в своей слабости, особенно женщине. Розалин кивнула, совершенно искренне подтверждая слова Теобальда. Он был одним из тех, в ком была мужественность, достойная восхищения, твёрдость, решительность, здоровая амбициозность и невероятная сила духа, благодаря которым Треверс являлся не только преуспевающим джентльменом, но и мог похвастаться званием «надёжного человека».
«Так значит есть некая группа единомышленников? Любопытно…» - подумала про себя Роз, загораясь деятельным любопытством. Белокурая спутница не форсировала события, позволяя Тео дозреть. Она ощущала внутреннюю борьбу, разгоревшуюся внутри волшебника, сквозь бережные прикосновения пальцев, в потупленном взгляде, по хмурым морщинам. Розалин сильнее сжала его ладонь, когда их пальцы сплелись, подчёркивая идеологическое, душевное единение, которое теперь становилось осязаемым. Теобальд слегка потянул к себе ручку подруги, оставив невинную, но трогательную ласку. Этот светский жест, безликий в обществе, сейчас был преисполнен доверия и особенного расположения. Горячее дыхание и шёпот прокатились по коже, отзываясь где-то под рёбрами леди Хогарт. Волнение и трепет захватили её. Роз прекрасно понимала, насколько важно то, что происходит сейчас, раз это было неведомо даже Итану, с которым Тео был столь близок. Женщина была податлива, но не пассивна, её лицо излучало сердечное участие, пылкое желание разделить эти сокровенные терзания.
- Непреложно, - прошептала она в ответ, намекая на то, что и под страхом смерти не сдала бы друга, и подалась телом чуть ближе. В детстве малютка Рози с братьями Треверсами были не разлей вода, их авантюры не редко сопрягались со страшными тайнами, которые хранились в строжайшем секрете даже от сестёр, особенно от сестёр Тео и Таффи. В какой-то момент Розалин даже украла у матери красивый ритуальный кинжал, чтобы изобразить клятву на крови, за что потом высокородной шайке здорово влетело. Ребята выросли, но остались верны друг другу. Роз несколько месяцев назад решилась признаться Теобальду в том, что без зазрения совести отправила мистера Хогарта на тот свет, теперь его черёд обнажать душу.
Розалин задумалась, прокручивая в памяти это ёмкое «Чёрный Феникс».
- Нет…хотя…нет, определённо ничего.
«Неужели это те самые энтузиасты-затейники?» - усмехнулась она про себя.
- Подожди, - остановила она его на вдохе, коснувшись указательным пальцем губ. – Не здесь, - шепнула она ему на ухо и приобняла. Реальность стремительно сжалась, и, как только мутная пестрота в глазах после аппарации отпустила, Розалин и её спутник оказались в живописном гроте в нескольких милях отсюда, здесь было сыро и зябко, чувствовалось близкое присутствие воды, её шорох и капли гулко отражались от каменных сводов.
Женщина выхватила палочку и посветила вперёд, выбрав нужное направление, она скомандовала:
- Диссендиум! - могучий камень начал разверзаться, крошась и обнажая скромную дверь. – Пойдём, - поманила она Теобальда, держа за руку. Роз ещё немного повозилась с чарами и рунической вязью на ручке и, распечатав вход, утянула мужчину внутрь. Привычным жестом разожгла камин и свечи в высоких стройных канделябрах. Каменная комната была несколько душной и, по меркам аристократии, аскетичной. Здесь был только старый шкаф с книгами, старомодный изумрудный диван и маленький журнальный столик. Розалин обзавелась этим тайником для занятий анимагии, где её не могли достать ни мать, ни муж. Часто она проводила здесь время с Мастером, реже, но не без удовольствия, одна, наслаждаясь безмятежной тишиной.
Она усадила гостя на диван, и сама уселась рядом.
- На чём мы остановились? – вкрадчиво улыбнулась леди Хогарт, развернувшись полубоком, и оперлась локтем о спинку дивана, подперев голову рукой. Второй ладонью она провела по руке Тео. – «Чёрный Феникс», говоришь?

В отличие от Розалин, для которой подобный маршрут был делом привычным, а концентрация чёткой, Тео перенёс аппарацию хуже, фактически застигнутый врасплох. С досадой от собственной непредусмотрительности, женщина хотела было помассировать другу виски, но не решилась отвлечь его, лишь понежилась пальцами в ладонях мужчины, ощущая себя хрупкой, а Теобальда – сильным, но обращающимся с ней так бережно, словно с тончайшим фарфором.
Хогарт востро наблюдала за Треверсом и сосредоточенно слушала, на её лице не было ни тени легкомысленности, присущей дружеской болтовне. Она взвешивала каждое произнесённое Теобальдом слово, вертела в голове, обрисовывала картину и делала выводы. Ладонь Тео выскользнула, и он в ажитации принялся бродить по комнате. Женщина не спускала с него взгляда, кивая время от времени. Теобальд, в отличие от брата, всегда выглядел сдержанно, не позволяя себе демонстрировать эмоции чересчур открыто. Он с силой сжал кулаки, и Роз прочувствовала, сколько скопившейся ярости, гнетущего отчаяния, надрывного негодования таится в этом немом жесте. «Мой бедный бунтарь Тео, если бы я знала раньше! А, впрочем, что я смогла бы ему дать? Каких-то пару-тройку лет назад я по-хорошему была никем.»
Собственно, всё было так, как и предположила леди Хогарт: компания активистов интуитивно и стихийно билась как могла, но, лишённая ресурсов и грамотного подхода к управлению, осталась на задворках глобальных социальных событий, в то время как упёртая выскочка Сандра получает министерские гранты, а её «Открытые» баламутят сознание всем и вся. Розалин не подумала только о одном, что с таким волнением выпалил Теобальд – он и есть зачинщик. Взгляд Треверса в эти мгновения был таким непривычным, что Хогарт по-настоящему напряглась, если не сказать испугалась, но всё же выдохнула, когда мужчина закончил.
- Мм, так вот оно что, - негромко отозвалась блондинка и задумчиво скосила взгляд в сторону. Нужно было осознать всё ещё раз, но на это ушло всего лишь мгновение, поскольку признание выглядело так органично и естественно, не вызывая у Розалин ни малейшего отторжения. Она поднялась и подошла к Теобальду, её глаза горели, а мысли не поспевали за чередой планов, которые так живо начали обрисовываться в голове. Женщина с трудом сдерживала улыбку, чтобы не смутить друга, который понуро потупился чуть поодаль. Роз обхватила ладонями его предплечья. Эта новость как будто всколыхнула что-то внутри, заполняя пустоту новым смыслом, целью. Будто по жилам потекли горячим потоком жизненные соки. Новое начинание взбудоражило дух, новое начинание вместе с Тео! И она знала, что делать!
- Я горжусь тобой, Тео, - прямой воодушевлённый взгляд, в котором искрилось ликование, - нет, правда, я в восхищении! Всё это время! Ты! – она ласково провела ладонью по его щеке. Было известно о том, что Джойс то и дело вставляют палки в колёса, но Розалин и подумать не могла, что Теобальд ведёт борьбу не только в стенах редакции. Роз выпорхнула и кивком призывая Треверса вернуться на диван, принялась суетиться. Она заглянула в какой-то угол, раздался звон пустых бутылок, затем она победоносно вытащила одну – эльфийского вина, и поставила на столик. Один бокал Розалин нашла, другой пришлось сотворить из книжки.
- Тебе нужны средства и связи - и то, и другое я раздобуду, - женщина застыла позади дивана, склонившись так, что её светлая прядь могла пощекотать скулу Теобальда. – Инвесторы и заинтересованные лица народ прагматичный и не пойдут на одну лишь сырую идею, так что нам придётся для начала всё как следует продумать. Мой муж был дельцом и кое-чему я у него всё-таки научилась, - она подмигнула, широко улыбаясь, совершенно увлечённая новой идеей. Чиновница уже составляла в уме список тех, кого можно было бы привлечь.

- Даже думать не смей, что делал что-то глупое! – безапелляционно пригрозила Роз. Мать заставила Розалин сделать выбор в пользу подобающего женщине её круга образа жизни, но кроме обеспеченности Шафики не получили ничего. Если бы не природная амбициозность леди Хогарт, она бы продолжила прозябать в гостиной, среди пошлых, узколобых торгашей, угнетённая унижениями и извечным ненавистным упрёком мужа: «Ты всем обязана мне!». Пробившись в общество волшебников высокого происхождения, Розалин не нашла утешения: они, в большинстве своём, мимикрировали, подчинились обстоятельствам, смирились и, проглотив свою гордость, наслаждались существованием бок о бок с грязнокровками, которые теперь диктовали уклад жизни. Розалин это претило, лицемерие помогало ей удерживать положение, приходилось гнуть спину перед магглорождёнными где надо, в то время как её глаза наливались кровью. Но она страстно мечтала, чтобы эти времена опалы кончились. Только вот никто не хотел действовать, прерывать череду лет долгожданной стабильности. Стоило Розалин в приватной беседе заикнуться о подобном, как её тут же осаждали. Даже Розье говорил об этом изворотливо и осторожно, полагая, что Роз чересчур категорична, не желая марать руки там, где можно было извлечь выгоду деликатными разговорами. Деликатностью с Грейнджер! Бр! И тут Теобальд, не громкими помпезными словами, а решительными действиями бился за истинное благо. Осуществлял то, на что никто другой не был способен решиться. Благоговение и глубокое уважение наполнили женщину до краёв. Тео не искал славы и признания, он делал то, во что верил. Разве не это истинное благородство?
Треверс приподнялся и развернулся, подаваясь ближе, тепло касаясь лица Розалин, одной рукой она мягко приобняла его за шею, другой ухватилась за резную спинку дивана. Взгляд такой близкий и проникновенный, что тело покрылось гусиной кожей. 
- Абсолютно, - горячий шёпот коснулся губ мужчины. Леди Хогарт хотела было приводить конкретику, чтобы Тео не думал, что она лишь разбрасывается обнадеживающими обещаниями, но мысли куда-то исчезли, оставив мгновение трепетным и чистым.

Волнующее оцепенение сковало тело, будто Теобальд зачаровывал своим взглядом. Прикосновения не были для них чем-то из рядя вон: дружеские объятия, братские поцелуи, шутливый невинный флирт – забава, поддержка, расположение, - пронизывали общение соседей с самого детства. Глаза Треверса блеснули масляным бликом, а руки с томным напряжением притягивали к себе. Роз никогда не видела друга таким и обомлела, растерявшись. Наверное, никогда прежде она так явственно не замечала в нём не брата, а мужчину. Даже до боли знакомая смесь аромата его кожи и парфюма заиграла как-то иначе. Рука Роз выпустила деревянный изгиб спинки и замерла где-то у поясницы мужчины в неявном жесте: то ли притягивая, то ли не позволяя приблизиться вплотную. В грудной клетке потяжелело, а Теобальд всё ближе, и нет сил шелохнуться. Вдох потерялся где-то в мягком прикосновении горячих губ. По телу пробежала волна мурашек, кровь пульсирующим потоком разогналась от груди до кончиков пальцев, которыми леди Хогарт сжала ткань рубашки мужчины. Розалин невольно прикрыла веки, затаив дыхание, повинуясь импульсивному порыву. Её губы едва заметно поддались, но это мгновение было коротким, женщина встрепенулась и взяла себя в руки.
-Тео, - Розалин шепнула едва слышно, неловко отстраняясь, ретируясь на пару шагов назад.
Она отвернулась, прикрыв лицо ладонью, её грудь тяжело вздымалась от глубокого шумного дыхания, внутри бушевало, раздирая на части, смятение. Хогарт была женщиной чувственной от природы и её тело с коварной лёгкостью отзывалось на располагающую ласку. Она испугалась того желания, которое всколыхнул в ней лёгкий порывистый поцелуй. Розалин боялась, что многолетняя крепкая дружба разобьётся вдребезги о сиюминутную прихоть. Или что это было?
- Нальёшь вина? – сдавленно отозвалась она, чтобы разрядить обстановку. Роз зажмурилась, медленно выдохнув сквозь приоткрытые губы. Изобразила непринуждённость и развернулась обратно к Треверсу, но взгляд поднять не решалась. Она была заметно смущена.

Мучительные мгновения тянулись вереницей неловких движений и расходящихся взглядов. Розалин молча прошмыгнула на диван, пока Тео разбирался с бутылкой. Ей было так паршиво, как будто она несправедливо оскорбила милого друга, хотя должна была чувствовать ситуацию совершенно иначе, с праведным возмущением или на худой конец легким непринуждённым укором, отшутиться и вернуться к делам. Но пульс так громко бился в ушах, ритмично отдавая в пальцы и живот, громко стучал в груди, заставляя ловить воздух короткими неглубокими вздохами. В нордической сдержанности Теобальд таил нечто волнующее, пленительное. 
Один из локонов, выбившийся из причёски, соскользнул женщине на лоб, напоминая о том, как жадно пальцы Треверса зарывались в волосы. Хогарт убрала прядь за ухо и, задержав дыхание, сильнее стиснула бёдра.
Раздался гулкий шум вылетевший пробки, плеск благородного багряного напитка, лизнувшего хрустальные стенки бокалов. Едва ощутимое прикосновение пальцев, новая вспышка напряжения в груди. Тео поднял потухший взгляд и от этого словно сжалось что-то внутри. Розалин подняла глаза в ответ, в них не было ни гнева, ни осуждения, только нежность.
- За возрождение «Чёрного Феникса»! – произнесла она негромко и подняла бокал. Хотелось поскорее отпить вина. Хогарт сделала несколько крупных глотков и тепло разлилось по горлу.
- И то, и другое. – Роз ощутила, как неприятно тянет волосы и попыталась наощупь поправить выскочившие шпильки. - Ещё, раз мы оставим позади дилетантство, стоит разработать структуру организации. – Пальцы плохо слушались, после нескольких неудачных попыток поправить пучок на затылке, пришлось смириться и распустить его. - И, что немаловажно, решить вопросы безопасности и конфиденциальности,– шпилька за шпилькой оказывались на столе.
Нет, говорить о деле было просто невозможно, взгляд то и дело норовил остановиться на его манящих губах. Вожделение, вспыхнувшее так стремительно, глушило все прочее. Но, вместе с тем, истязала мысль о том, что этот опрометчивый шаг может стать началом конца.
Розалин попыталась дать понять Тео, что он ничего не испортил и не должен себя корить. Было нелегко преодолеть неловкость, но женщина подвинулась ближе и привычно прижалась к груди Треверса, блёклое золото кудрей рассыпалось на его плече. Так было удобно оставаться близко, но избегать прямых взглядов. Розалин положила горячую ладонь где-то между его рёбер, нервно теребя пальцами маленькую изящную пуговичку рубашки Теобальда. Оставалось надеяться, что Тео не заметит, как её лихорадит, как сильно колотится сердце в груди от внезапного откровения.

Вино шло на удивление мягко и легко, будто целомудренный виноградный сок, или сама Розалин пребывала в такой экзальтации, что не замечала хмельную сухость напитка. Тео начал рассказывать о Чёрном Фениксе, женщина пыталась слушать, но мысли её путались, обвиваясь тугими узлами вокруг самого Теобальда. Роз кивнула, разглядывая кисть Треверса вовсе не из представлений о численности тайного братства. На тыльной стороне широкой ладони играли жилы, прикосновение этих пальцев к бархату кожи сулило трепет удовольствия. Розалин крепко сжала пуговицу. Внимание вернулось лишь при упоминании авроров. Взгляд леди Хогарт наполнился тревогой, она хмуро свела брови. Белокурая приятельница прильнула ещё сильнее, грудь Тео была такой уютной и тёплой, отчётливо слышался сердечный ритм, так напоминавший сейчас собственный, он волнующе ощущался пальцами сквозь ткань одежды.
- Важно всё предусмотреть, - со строгим беспокойством обобщила Розалин и приподняла подбородок. - Тео, - его имя сорвалось с губ с вожделением, она приблизилась, не отводя глаз, и приобняла его лицо кончиками пальцев, - если с тобой что-нибудь случится…Тш, послушай меня, я понимаю, насколько опасную игру ты затеял, - вино вскружило голову, обостряя ощущения, на лице жгло напечатление недавнего поцелуя, а тело под тугой одеждой взбунтовалось и заныло. – Как понимаю и то, что без этой борьбы…ты не будешь тем, кто ты есть, - голос опустился до шёпота, прерываемого тяжелыми вздохами сквозь приоткрытые губы. Ладонь скользнула по его волосам, Розалин прижалась щекой к скуле Теобальда, ощущая подбородком лёгкую колкость едва проступающей щетины мужчины, прикрыла веки, чтобы, забывшись в жаре его тела и дыхания, решиться на объяснение, перед ним и самой собой. Столько лет он и его младший брат были в её жизни, менялась работа, семейное положение, место проживания, прочие обстоятельства, но Треверсы были константой, той гаванью, где всегда ждали, как и она всегда была открыта для них. Это была особая связь, которой Розалин крепко дорожила. Узы старинной дружбы – крепкие канаты, узы же чувств – тонкая золотая цепочка, резко дёрни – разорвётся. Сейчас, оставшись одна, Хогарт особенно явственно была в этом убеждена. Но Теобальд, весь пронизанный напряжением словно натянутая струна, в этот вечер был мужчиной, к которому влекло. Роз с искренним недоумением не понимала, как это происходит, будто эта тяга таилась где-то внутри и терпеливо ждала условного сигнала.   
- Тео, - губы украдкой потянулись к его губам, но коснулись так невесомо, что едва можно было почувствовать. Глубокий вдох, Розалин, испугавшись своего безволия, спряталась, уткнувшись носом в его шею, где так ярко царил знакомый аромат.
Тихий вымученный шёпот на ухо, объятия крепче. - Я боюсь, что это ошибка, которая разведёт нас, я не хочу тебя потерять, - призналась, наконец, она.

Такой родной, с детства знакомый запах, окрашенный мужественностью благородного аромата парфюма, ласкал обоняние. Как же отчаянно хотелось прильнуть губами к коже, ощутить её вкус, здесь, у бьющейся жилки, а потом…От наваждения по телу промчался импульс, проскочивший по изгибам тела беспощадной волной, стиснув напряжением грудь, царапнув спазмом ниже пупка. Даже голос Треверса как будто зазвучал иначе, в нём было не привычное братское тепло, а жар и томление, а как по-особенному отозвалось это «моя». Пальцы Тео утонули в пшеничной россыпи, поманив к себе. Ведомая нежным прикосновением, Розалин чуть отстранилась и медленно подняла взгляд, совершенно разомлевший, затуманенный хмелем не вина, а проникновенных слов.
- Теобальд, - пролепетала леди Хогарт почти беззвучно, лаская на губах каждую букву его имени. Она, убеждённая, что старший из братьев Треверсов всегда видел в ней чуть более удачную сестру, чем шестеро прочих, была поражена тем, сколько сокрыто от её глаз в ледяном сосуде самообладания. Тео как никто знал цену слова. На бумаге он был особенно красноречив, но в жизни куда более сдержан, всегда взвешивал сказанное и не болтал впустую, потому надёжность и благоразумие так уверенно отождествляли его персону.
Розалин теперь со скепсисом относилась к словам мужчин. «Не очаровывайся, чтобы не разочаровываться», - говорила ей мать с юных лет, но вспомнила Хогарт об этом наставлении только после разрыва с Розье. А теперь Треверс с такой страстью шептал заветные, пробирающие до дрожи слова, что её сердце блаженно трепетало, отнимая у разума всякую власть. Разве можно было не доверять милому Тео? Разве хоть раз он позволил усомниться в себе?
Прижавшись к его лицу, она едва дышала, словно не веря, что он говорит это именно ей и именно так. Он напоминал куртуазного героя сказок, отважного и благородного, способного броситься в драконье логово ради леди своего сердца. Да, с ним она всегда чувствовала себя истинной леди, даже сейчас, когда он неистово пылал и изводился, не позволял себе пошлость и грубость. Каждое прикосновение было деликатным и бережным, но не пресным, сводя с ума.
Полная разгоревшейся страсти и неги, Розалин обвила его шею, подавшись ближе всем телом, с чувственной грацией прогнувшись в пояснице. Дыхание мужчины было таким горячим и близким. Больше не было сил, только смиренно сдаться. В его объятиях она горела истомой, податливая и нежная.
- Как и ты для меня…- дыхание ещё ближе, на губах мягкое робкое касание, от которого по спине пробежали мурашки. - Я за тобой куда угодно, - шумный вдох и столь желанное, пленительное единение губ. Леди Хогарт прикрыла глаза в надежде дать волю остроте чувств, растворяясь в этой новой головокружительной грани их с Теобальдом отношений. Познать его всего, настоящего, затаённого в самом себе - как же этого хотелось.

Если бы можно было предположить, какая пылкая сладость заключена в этих строгих губах, разве смогла бы Роз так непринуждённо, смеясь, целовать Теобальда в щёку при встрече? Сейчас её губы, столь чувствительные, воспалённые напряжением, принимали жадные ласки как изысканное лакомство, беззастенчиво вторя каждому движению. Розалин с восторгом ощущала себя невероятно желанной и в этом не было оскорбляющей достоинство грязной низменности. Ладони женщины скользили от широких плеч Треверса к шее и затылку, мягкие холёные пальчики зарывались в волосы, петляли вдоль гряды шейных позвонков, забирались за ворот рубашки, неторопливо поднимались вдоль шеи к широкому волевому подбородку и скулам, в то время как леди Хогарт позволяла Тео тактильно изучать своё тело. Его движения расслабляли спину, но вызывали острое напряжение между бёдрами. Обжигающий шёпот Теобальда подчеркнул незыблемое уважение к подруге, но внушал почти физическую боль.
Остановиться? Одна мысль об этом вызывала отчаяние. Опьянив и взбудоражив любострастными поцелуями, его близость обещала несметное блаженство, предвкушение заставляло натужно пульсировать под одеждой каждую частичку распалённого тела. Всё это было похоже на грёзу, наваждение, коварные любовные чары, вмиг овладевшие волей, от которых нет спасения, лишь испить до дна.
Треверс очертил точёный контур лица женщины линией влажного прикосновения губ, приглушённый бархат его голоса, коснувшись ушка, волновал отяжелевшую грудь. Тело бросило в лёгкую дрожь, Розалин запрокинула голову, часто и шумно дыша приоткрытыми губами. Она скорее почувствовала, чем увидела, что Тео избавился от пиджака. Её осоловелый, разморённый этой жестокой увертюрой взгляд умолял.
- Хочу…больше всего, - выпалила она и выдох сорвался в сладкий стыдливый стон. В тот момент, когда Розалин казалось, что мир выцвел, а жизнь потеряла всякий смысл, когда не осталось ни слёз, ни радостей, а волнения не проникали в душу сквозь пустоту, Тео, словно живительное заклятие, нежным касанием губ старательно затягивал рубцы на её сердце. Быть может, именно импульсивность происходящего позволяла безоговорочно ему поддаться, отрешившись от мыслей и опасений. Есть только он, милый родной Теобальд, его чувственный жар, полный бережного трепета, это обоюдное мучение и обоюдное исцеление.
Считанные мгновения вдали от его губ показались нестерпимо долгими. Мужчина с такой лёгкостью притянул её к себе, что оставалось поражаться, как в этом волшебнике уживается могучая сила с чуткой нежностью. Роз поощрила его объятиями, удобнее обвив руками шею.
- Тео, - с поцелуем по жилам пронесся новый разряд, - я в твоей власти.

Подобно изящной вальсовой импровизации, Розалин ловко повиновалась движению Теобальда, плавно опустившись на него сверху. Мягкая свободная юбка чередой неаккуратных складок стянулась от коленей к бёдрам. Соприкасаясь невесомым шёлком с плотной тканью брюк, ощущалось волнующее напряжение плоти мужчины - мучительная недосягаемая близость. Внизу живота заныло совершенно нестерпимо. Потакая инстинктам, леди Хогарт ухватилась за деревянное обрамление спинки дивана, сильнее свела бёдра, то скользяще накатываясь вперёд, к животу Треверса, то отступая. Ладони Тео ненасытно блуждали по телу, аккуратно запоминая каждый изгиб. Розалин, забыв о смущении, самозабвенно, по-змеиному, извивалась под этими аккуратными распаляющими прикосновениями. Леди Хогарт поймала патетический вздох волшебника своими губами и, обняв одной рукой за шею, вкушала с его губ патоку наслаждения.
Становилось жарко и неуютно, всё её существо стремилось к нему, хотелось осязать его кожу своей первородно, без посредства раздражающих тканей. Словно прочитав эту мысль, Теобальд зарылся в волосы, словно убирая с шеи струящуюся золотую вуаль. Его пальцы умело взялись за пуговки, высвобождая их из петель, и Розалин ощутила в своей груди оттенок нового чувства, не испытанного прежде по отношению к Тео, – укус ревности. Прежде её не заботило, сколько подобных пуговиц он успел расстегнуть, напротив, узнав нечто пикантное от болтливого младшего Треверса, она не упускала возможности смутить старшего лукавым подколом, а может даже дать шутливый совет. Теперь воспоминания о разговорах такого рода, мысли о том, как эти сладкие губы и властные руки касались других женщин, холодком пробежали по позвонку, хотя и сама Розалин не пренебрегала чувственными радостями.
- Мой милый, - нежно отозвалась волшебница, не без удовольствия пробуя на вкус новое ласковое обращение. Если Таффи с присущей ему лёгкостью и непосредственностью располагал к подобному одним своим видом, то строгий Теобальд выглядел чересчур серьёзно для смазливых слов, брошенных между делом.
Роз почувствовала, как слабела ткань под решительным движением рук, обнажённую кожу встречали горячие страстные губы. Предательски кружилась голова. Твёрдую грудь, тяжело вздымающуюся от желания, прожгло истомой. Розалин не могла более бороться с навязчивой тягой, присоединившись к инициативе более открыто. Её пальчики очертили линию от подбородка мужчины вниз к рельефу ключиц, расстегнув пару верхних пуговиц и коснувшись губами чуть ниже ярёмной впадины. Розалин потянулась за палочкой, но вспомнила, что оставила её на столике. Хотелось одним касанием незамысловатого заклинания расстегнуть и жилет, и рубашку, но пришлось ограничиться своими силами. Первые пуговицы сдались без сопротивления, на очередной крепилась элегантная цепочка, уползающая изгибом в маленький боковой кармашек, отяжелевший от драгоценного металла часов. Роз дрожащими от напряжения пальцами высвободила пуговицу и продела в прорезную петлю. Окончив поединок, она порывисто стянула жилет с плеч мужчины и бросила куда-то за спинку. Раздался металлический грохот, на который совершенно не хотелось отвлекаться.

Воздушный всплеск стремительного взмаха пробежал по обнажённой линии острых плеч. Розалин заметила характерные движения рук мужчины у манжета и, коротко засмотревшись на шарм подобной манипуляции, с восхищением отметила про себя безукоризненность Теобальда в мелочах, искусно подчёркивающих благородство происхождения. Ценности небрежно сыпались на пол без всякого сочувствия. Лишившись тонкого покрова блузы, бледная, местами словно почти прозрачная кожа затрепетала в аккуратном обрамлении шёлкового белья, достойного уважающей себя женщины. Леди Хогарт предпочитала идеальный крой, любовно подчёркивающий сокровенные изгибы, абсолютно ровные строчки, материал лучшей выделки, сдержанный тон без мещанских вычуров пошлых расцветок, лент, безвкусных рюшей. Кремовый шёлк отблёскивал сатиновым сиянием, лишь слегка приправленный гипюром тонкой работы, своей скромностью не отвлекая внимания от дразнящего упругого рельефа.
Мужчина припал губами к манящим телесным излучинам, жаркая волна дыхания прокатилась по ложбинке, в то время как его пальцы приручали тугую ткань, вкрадчиво подбираясь к чувствительным пикам. Розалин цепко ухватила Треверса за плечо одной рукой, зарылась в волосы на затылке второй, блаженно закатила глаза, чувственно прогнувшись назад и сдавленно проскулила. Этот любовный круциатус туманил рассудок, доводя до исступления. Леди Хогарт одержимо подалась бёдрами ещё ближе, лаская мягкими импульсами желанный плотный выступ. Особенным наслаждением было замечать блаженство Теобальда, который с упоением поддавался невыносимым позывам жажды. Пока Тео исхитрялся с механизмом застёжки, пальцы Розалин скатились к крахмально-жесткому краю ворота и вернулись к начатому покорению прочих пуговиц. Расстегнув их до последней, леди Хогарт нетерпеливо распахнула рубашку, трепетно устремляясь к ароматной коже, с аппетитом лаская её губами и подушечками пальцев. Ладони женщины проскользили по груди, вдоль рёбер, опускаясь вниз параллельно впалой белой линии живота. С особой осторожностью и нежностью пальчики коснулись рубца на боку, как же хотелось покрыть целебными поцелуями это горькое напоминание, но это ещё успеется. Хогарт потянула за рукава, стягивая ткань с тела волшебника. Леди льнула к его груди, соприкосновения кожи будто высекали искры, сладко жалящие тело. Роз изнывала, мольба сочилась сквозь тяжёлое сбивчивое дыхание, срывающееся в тихие судорожные стоны, к которым знойным шёпотом примешивалось заветное имя: «Тео..». Руки сами потянулись к изящной пряжке ремня, которая отозвалась, игриво звякнув.

Охватив жаждущим взглядом манящее разгорячённое тело мужчины, Розалин поразилась, как могла прежде видеть эти пленительные бархатные рельефы и не терять покоя. Встретившись с Тео взглядом, она затаила дыхание на мгновение: сколько небывалой нежности было в этих сияющих глазах! Неужели это тот самый Теобальд Дэрвел Треверс, которого она, казалось, знала всю жизнь? В этот вечер он стал восхитительным открытием, долгожданным подарком судьбы после стольких горестей и разочарований.
Новые поцелуи не меркли и не теряли своей сладости, казались жизненно необходимыми как глотки свежего воздуха. Леди Хогарт наслаждалась объятиями, притягивая Тео к себе, пронизываясь дурманом касаний его обнажённой кожи. Его ласковые руки сильнее, но по-прежнему бережно сомкнулись на теле. Розалин опустилась спиной на изумрудный жаккард, зачарованно наблюдая, как мужчина томной тенью склоняется над ней. Ткань юбки сговорчиво поползла вниз, к хрупким лодыжкам. Роз тряхнула ножкой и сбросила на пол злополучную юбку, а следом за ней аккуратные кокетливые туфли. Отчего-то стало волнительно, легкое смущение осталось на щеках румяным оттенком. Леди Хогарт знала толк в чарах женского обаяния, прекрасно маневрируя своими достоинствами и пряча недостатки, она умела располагать мужчин и редко сомневалась в себе, но Теобальд внезапным порывом заставил её почувствовать себя юной и беспомощной перед лицом искусного жаркого соблазна.
Его пылкие умопомрачительные слова, подкреплёнными страстными касаниями губ, произнесённые с таким упоением, словно вязь любовного заклинания, ввергались в грудь, будоража кипящую кровь. По телу то и дело пробегали мурашки, когда дыхание и губы Тео так дразняще дотрагивались до кожи, играясь с чувствительностью. Розалин впилась пальцами в плотную обивку, закатывая глаза.
- Теобальд, - прошептала она, словно в бреду, задыхаясь, нанизывая слова на тяжёлые вздохи, - если я сплю, пусть этот сон длится вечно. Всё это казалось какой-то безумной фантазией чувственного воспалённого воображения, удовольствие наполняло душу и тело до краёв, сливаясь в удивительную гармонию блаженства.
- Иди ко мне… - измученная, она поманила волшебника и жадно, со стоном впилась в его губы, не сдерживая более ни единой ноты своей запальчивой страсти. Ладони женщины заскользили по спине Треверса, слегка царапая кожу хищными ноготками. Она сильнее согнула ножку и стиснула бедро мужчины, выгибаясь, прижимаясь ближе низом живота, где тело изнемогало от жара и влаги. Её ладонь скользнула по груди мужчины вниз, к животу, ниже, касаясь его брюк, вернувшись чуть выше пальцы потянули ремень, наощупь окончательно высвобождая застёжку.

Плотный густой воздух пропитался ароматами расцветающей страсти горячих тел. Розалин чутко отвечала на каждое движение, помогла поспешно стянуть брюки, сокращая препоны материи. Теобальд всё более смело вступал в свои права, наслаждаясь возможностью касаться заветного тела желанной женщины, упиваться им, с вожделением пробуя жадной ощупью чувствительные прямые и изгибы фигуры. Страсть всё более дерзновенно срывалась разрядами напряжения с кончиков его пальцев и жара губ, заставляя бежать по коже бешеные токи, разносящиеся к самым чувствительным местам, томимым жаждой, стремлением единения.   
Каждое чувственно-ласковое слово Теобальда - поцелуй в самое сердце, которое самовольно ожило и беспокойной тяжестью заполняло грудную клетку. Тео виртуозно оплетал тонким ажурным соблазном тело и душу женщины, завораживая, чаруя каждым жестом, вздохом, признанием. Розалин не стала препятствовать движениям рук Треверса, вверяя себя его воле. Сама она проделала подобную манипуляцию, освобождая его от последней вехи целомудрия. Розалин до восторженного спазма в животе ощутила небрежное прикосновение горячей плоти.
-  Да будет так, - словно клятву, покорённо произнесла леди Хогарт с печатью сладкого стона.
Она приподнялась на локтях, вытянула руки, плотно обнимая мужчину бёдрами. Грудной клетке было невыносимо тесно в шёлковых тисках бюстье. Припав губами к губам Тео, Розалин, не прерывая пылкого поцелуя, привычным непринуждённым маневром расстегнула пару крючков и стянула с плеч лямки. Шорох. Огонь лукаво блеснул в сиянии шёлка на полу. Сделав глубокий вдох, леди Хогарт прижалась к Треверсу, простонав от касания твёрдых вершин истомлённой груди к его теплой коже, передавая прикосновением неистовый бой своего взбунтовавшегося сердца. Женщина подняла взгляд на Теобальда, совершенно помутневший от пьянящих нахлынувших чувств. – О, Тео, если бы я знала, - Розалин закатила глаза, обвивая крепкую шею волшебника и гладя пальцами волосы, вдыхая их родной аромат. Она будто прозрела, и в этом откровении было восхитительное потрясающие ликование, и, вместе с тем, горечь упущенного времени. Она подалась вниз, на изумрудное ложе, утягивая Тео за собой поцелуем, который становился всё более глубоким и знойным, игрой пылких сплетений.

Past the point of no return
The final threshold
The bridge is crossed,
so stand and watch it burn
We've passed the point of no return

Дыхание перехватывает от самозабвенного, ничем не обременённого осязания. Всё тело распалено истомой и поразительно восприимчиво тактильным манипуляциям. Они десятками пёстрых неповторимых оттенков играют на коже: от властных адресных линий ладоней, до скованных напряжением жажды объятий бёдер, мимолётных вспышек прикосновений на животе, икрах, рельефе ключиц и округлости плеч и пикантных, сладко жалящих касаний самых чувствительных сакральных сфер. Неловкость задушена пророчеством наслаждения.
Кто мог вообразить, что в безупречном самообладании, обдаваемом нордом взращенных принципов, извечной отстранённости, на ледяных вершинах моральных устоев, где Теобальд таился всю жизнь, неся тягостное бремя долга и чести, бушует адское пламя, от которого не уйти и не спастись. Розалин пылала, охваченная этим беспощадным огнём, вырвавшимся на свободу.
Большим пальцем женщина огладила вдоль острого выступа кости над бедром Тео и наискось вниз. Она была искусной любовницей, развращённая начальником-гурманом, но сейчас робела, словно хотела отречься от прошлых порочных заслуг. Теобальд казался ей образчиком непоколебимого достоинства, волшебником, который поистине заслужил звание джентльмена. Младший брат, подтрунивая, то и дело воспевал его святость. И леди Хогарт так хотелось быть перед ним чистой, достойной того трепета, что исходил от каждой его ласки, полной нежности и чувственного почтения.
- Мой милый, - вторя его шёпоту, солидарно сорвалось с губ Розалин. Тело не скупилось выражать своё возбуждение ощетинившимся бархатом кожи, щедрыми любовными соками, авансами легкой дрожи. Треверс так умело и нестерпимо сладко выписывал на жарком пергаменте тела формулы удовольствия. Розалин вздрогнула, выгнув спину, пронзённая напряжением, словно натянутая струна. Касание ладони изнемогающей плоти извлекло созвучие стонов, интригующее вступление в симфонии поглощающей страсти. Мгновение томительно замерло, словно пытаясь запечатлеть эту точку невозврата. Руки леди Хогарт вожделеюще проскользили по спине мужчины, ластясь к шее, опускаясь на плечи. Тяжелое дыхание у самого лица и с ним шумный унисон собственного, рвущегося сквозь влажные губы из бурлящей груди. Такой желанный миг единения, пробирающий до дрожи, упоительный до умопомрачения. Жар волной прокатился от основания бёдер до самой макушки. – Тео, - едва слышно донеслось имя и утонуло в восторженном стоне в голос. Розалин крепко обняла Треверса, вдохновенно терзая его губы глубоким поцелуем, отвечая извивами тела, желая усилить слияние, ощутимое каждой частичкой своего существа.

Завязался увлечённый диалог двух разгорячённых тел, истерзанных томительной преамбулой. В каждом движении Теобальда сквозила чарующая сила, но не грубая и низменная, а уверенная и изощрённая. Треверс всегда прекрасно знал, чего хотел – пленительная мужская черта, способная обезоружить любую леди, особенно, когда мужчина, храня верность собственному достоинству, не распаляется на мелочные прихоти и твёрдо двигается в направлении своих целей. Решительным штурмом своих пряных ласк он вновь и вновь покорял белокурый бастион, провозглашая свою власть над желанным телом. Розалин не смела противиться, утопая с головой в новом, особенном всепоглощающем чувстве.
Прикрыв глаза и лишь изредка поднимая ресницы, словно чтобы удостовериться, что это не коварный морок ночной грёзы, она вкушала наслаждение, обострённо ощущая пьянящий аромат тела мужчины, разгорячённый мускусными нотками, чувственный жар, исходящий от кожи, соприкасающейся то напористо плотно, то интригующе невесомо; движения грудной клетки волшебника от глубокого рваного дыхания и пульсирующую вибрацию сердцебиения, влажные слияния вожделеющих губ и исступлённого нутра. С каким восторгом по жилам растекалось блаженство! Осязать его трепет на себе и внутри, каждой фиброй. Всё её существо безотчётно стремилось в этот пылкий плен. В груди окрепло живительное чувство полноты, близость с каждым мгновением усердно взращивала робкое чувство, которое, сбросив невинные семядольные листья, норовило явить свою истинную породу. Влечение тела захватывало влечение души, наливаясь объёмом, расширяя красочный спектр взаимных радостей.
Розалин запрокинула ножку на бедро Теобальда, усиливая объятия всем телом. Пальцы леди Хогарт запальчиво сжимались на коже, просачивались в волосы, опускались вдоль гряды позвонков, расходились по рельефным плечам и лопаткам, оставляя ноготками гаснущие всполохи параллельных дорожек. На коже появились сатиновые блики испарины. Волнующие твёрдые мускулы бёдер мужчины неустанно приходили в жадное движение, ускоряясь, передавая своё напряжение зною женского лона. Розалин облизнула губы, иссушенные тягучими нескромными стонами и тяжестью сбитого дыхания. Её лихорадило, от живота до бёдер пробегала дрожь.

Неуёмно хотелось как можно крепче обнять его всего: отчаянными силками нежных рук и ног, разгоревшимся жаром губ и нутра, чтобы казалось, что в этих узах сливается благородная кровь, бурля по жилам единым потоком, стремительным громким пульсом. Сговорчиво повинуясь уверенному побуждению, Розалин тугим поясом собственного тела обвила его стан, отвечая звучным сладострастным стоном на каждый выпад. Поразительно с какой чуткостью удавалось понимать друг друга, вверяясь впервые, прислушиваясь к взаимному трепету и жажде. Словно ничто не выбивалось из этой гармонии, такой убедительно естественной, что в эти мгновения невозможно было себе представить сдержанных разговоров и пуританских объятий прошлых лет.
Наслаждение кипело в теле и его градус стремительно возрастал. Хогарт перестала ощущать себя в пространстве, только самозабвенное блаженство. Теобальд упоённо забывался вместе с ней: сколько потаённой мучительно сладкой страсти хранилось в нём и теперь извергалось жадными движениями тела, подстёгивая удовольствие. Женщина ухватилась пальцами за диван, чуть не до боли стискивая деревянные контуры и алчно впиваясь в обивку, прогибая спину. Бледный сатин кожи подвижно менял рельеф, живот извивался волной, уходящей в бёдра, подкатывая к его телу, но чем жестче и нетерпеливее становились его наступления, под аккомпанемент сбитого дыхания и утробных стонов, тем сильнее сковывало томным напряжением мышцы, цепенеющие от блаженства. Роз и представить себе не могла такое нечаянное наслаждение, как и была обескуражена вырвавшимся с губ мужчины признанием. Мурашки пробежали по телу прежде, чем сознание воссоединило звуки в слово, наделяя его смыслом.
Розалин распахнула глаза, будто не доверяя своему слуху и устремила взволнованный взгляд на Тео, пытаясь за короткие мгновения понять был ли то каприз удовольствия или потаённая откровенность.  Сердце тронуто ёкнуло в груди, с силой ухнув, в клети рёбер усилилось приятное смятение. Леди Хогарт не решилась бросаться запальчивыми ласками взаимных признаний, дабы не обесценивать столь сокровенные слова скорым неразумным ответом, потакающим плотскому желанию. Но она, разомлев ещё сильнее, подалась к нему ближе, приподнимаясь и обнимая родное лицо Треверса. Волшебница нежно посмотрела в глаза Теобальда и скрепила свой немой акцепт чувственным поцелуем. Блаженство, словно сделав спиральный виток, взмыло ввысь. Бёдра женщины пронзила крупная дрожь, свело мускулы и сдавило дыхание. Розалин, словно на последнем выдохе, пронесла сквозь губы его имя и крепко сжав его в объятиях, зажмурилась, едва дыша от пульсирующей сладости мужского естества, не прекращая отчаянных резких рывков дрожащими бёдрами, подгоняя себя.