Гермиона Грейнджер – девочка, которая отроду не брала в рот ничего крепче сливочного пива, по прошествии недели обнаруживала себя в забытом Мерлином баре, приютившемся между разросшимися в последние годы магазинами Косого переулка, где кроме пары постоянных посетителей редко кто захаживал, пробегая от одной яркой вывески к другой.
Конечно, правильнее было быть сейчас дома, заваривать чай и кутаться в теплый плед – погода в Лондоне как обычно не радовала солнцем – делиться с Роном впечатлениями от очередного рабочего дня.
Но Рон бы, как это уже стало обычным, лишь поддакивал в такт ее рассказу, перелистывая свежий выпуск журнала по квиддичу или «Пророка». Те дни, когда его живо интересовало все, что с ней происходило, кануло в Лету под гнетом семейного быта. Она и сама понимала, что ее рассказы похожи по содержанию и смыслу, меняются в них только фигуранты, и крайне редко происходит что-то действительно необычное. Но ей нужно было выговориться, привычка, оставшаяся еще со школьных времен – порассуждать вслух, услышать себя со стороны.
В последнее время, правда, все чаще возникало ощущение, что слушает ее только она сама. Возможно, именно поэтому сегодня Гермиона оказалась в баре с большим стаканом горячительного со льдом и наедине со своими мыслями. Мысли были не самые веселые – на работе полный завал, настолько сильный, что даже ее, казалось бы, безграничных возможностей и безграничного трудолюбия, не хватало, она все чаще в последнее время срывалась на подчиненных, которые не делали с первого раза все так, как ей хотелось видеть, и даже со второго раза тоже не всегда выходило. Грейнджер прекрасно понимала, что кричать на людей нельзя, что это ничуть не улучшает их работоспособность, не способствует ускорению процесса, и вообще не очень корректно, но нервов на терпение и выдержку не доставало.
Идея выпить в баре пришла ей в голову совершенно спонтанно – когда для полноты картины тяжелых дней оказалось, что излюбленный книжный магазин, куда девушка ходила поправлять морально-психическое здоровье, оказался закрыт на переучет, а на глаза вконец расстроенной Гермионе попалась пыльная вывеска с изображением стаканов.
Секунда колебаний – и вот она уже располагается за барной стойкой, проглядывая горячие предложения сегодняшнего дня (вероятно, и вчерашнего, и завтрашнего тоже). Бармен, явно не ожидавший появления новичка в баре, с перепугу принялся усиленно натирать стакан, окидывая ее оценивающим взглядом.
Короткий обмен любезностями и звенящими монетами, и только что протертый стакан наполнился огневиски со льдом. Постоянные посетители, кажется, не одобрили смешение этого благородного напитка с замороженной водой, но Грейнджер не дошла еще до той стадии смертельной усталости, когда просто хочется напиться и забыться. Хотя, пожалуй, была как никогда близка к этому состоянию.
Она медленно потягивала из жидкость из стакана, наблюдая, как плавно перетекают мысли от одной к другой, поддаваясь порой нелепой логике и случайным ассоциативным связям.
Дети второй месяц гостили у старших Уизли, кажется, когда они отвозили их туда, то планировали с Роном проводить больше времени вместе и наедине, как нормальная семейная пара. Но нормальной семьи из них все как-то не получалось: Гермиона буквально спустя неделю погрузилась в работу с головой, инициировав масштабный проект в отделе, пообещав Министру закончить уже через месяц, и благополучно завалившись документами по уши. Они с подчиненными работали на износ, переписывая, обобщая, переделывая, исправляя, дополняя, отменяя. Девушка с удивлением порой обнаруживала сколько древнего и ненужного до сих пор было на исполнении в отделе, многие вещи безнадежно устарели, а некоторые и вовсе перестали существовать, но министерские клерки по-прежнему готовили на это служебные записки, растрачивая бесценное рабочее время.
Грейнджер искренне каждый день обещала Рону, что вот-вот они закончат, и она станет свободнее. Хотя муж, кажется, уже и не ждал этого вовсе, планируя на выходные то встречу с Гарри, то вылазку с Джорджем.
Наверное, ей должно было быть стыдно, наверное, ее должна гложить совесть за такое отношение к мужу, но почему-то этого чувства не было. Единственное что ее мучило – это диссонанс между собственными представлениями о нормальных семейных отношениях и теми отношениями, которые у нее фактически сложились.
Вздохнув, Гермиона заказала второй стакан, поскольку первый неожиданно для нее самой внезапно опустел. Домой все еще не хотелось.

К середине второго стакана обстановка в баре стала казаться вполне сносной, а постоянные клиенты-забулдыги и бармен – весьма милыми людьми. По крайней мере, они не мешали ей думать о своем и минимизировали свое присутствие в пространстве вокруг нее. Гермионе, который день приходившейся отвечать на миллионы вопросов сослуживцев, вести активную переписку с иными отделами и подчиненными Министерству службами, окружающая тишина казалась практически раем.
Несмотря на то, что время все больше отдаляло от нее школьные годы и войну с Темным Лордом, ежегодный День Памяти и многочисленные благотворительные вечера, посвященные павшим, заставляли ее по-прежнему быть на виду, ведь их троих ждали на каждом вечере, и совесть не позволяла не появиться где, чтобы почтить друзей и всех тех, кто не смог дожить до этого дня. Ее личной жизнью все еще интересовались таблоиды, газеты и журналы с завидной регулярностью выпускали статьи о них с Роном. Гермиона первое время пыталась еще добиться от всех этих авторов, чтобы они писали правду, а не художественный вымысел, основанный на догадках и предположениях, но потом поняла, что это бесполезно и перестала даже читать все это.
Хотя иногда ей все-таки приходилось развеивать глупости, которые выходили в печать, отвечая на нелепые вопросы коллеги вроде того, что у них с Гарри служебный роман или что Рон уехал за границу. Впрочем, после вопросов о муже, она всякий раз решала, что им стоит бывать вместе в общественных местах чаще.
Настроя хватало обычно на неделю максимум.
Пребывание в обществе все больше казалось ей необходимым злом, платой за участие в политической жизни Британии и статус героини войны.
Однако в баре было хорошо – никто не косился на нее как обычно, не заводил бесполезных светских разговоров, не пытался взять интервью или сделать эксклюзивный кадр.
Грейнджер порой очень сильно сомневалась в собственном выборе. Как в выборе дальнейшего рода деятельности, так и спутника жизни. Особенно сильно ее терзали сомнения всякий раз, как провидение сталкивало ее на улочках Лондона или в здании Министерства с Малфоем. В восемнадцать лет все воспринимается острее, чем в двадцать восемь. Тогда ты думаешь, как сделать весь мир лучше, а через годы задумываешься, что можно сделать лучше для самой себя.
Драко появлялся в ее жизни случайно, распаляя остывший было костер, и также хаотично исчезал. Возможно, она перестала читать газеты еще и потому, что на соседней полосе очень часто красовались новости из жизни четы Малфоев, заставлявшие сердце пронзительно сжиматься. Ведь даже будучи уже чужой женой Гермиона не могла избавиться от уколов ревности.
После ее перевода в нынешний отдел, они стали работать на разных этажах, и в Министерстве стало как будто бы легче дышать.
Грейнджер вздохнула и допила стакан, с упоением принявшись разглядывать его немного мутноватое дно. Что-то общее было в этом полупрозрачном стекле и ее чувствах к Малфою, так и не ослабших за все эти годы.
В тот момент, когда она была уже готова заказать еще один огневиски и даже без льда, бармен поставил перед ней свеженатертый стакан, наполненный знакомой жидкостью. Гермиона подняла голову, чтобы расплатиться, и обнаружила, что за барной стойкой она уже не одна.
Сидящий рядом мужчина был ей до боли знаком.
Пока Драко расплачивался за напитки, она, пользуясь случаем, внимательно разглядывала его. Они давно не были настолько близки друг к другу в столь неофициальной обстановке, и женщина едва ли не впервые заметила, что годы оставили свой отпечаток и на его лице. Хотя, возможно, все дело в плохом освещении.
Получив свои монеты, бармен тактично испарился протирать столы в отдаленной части бара.
- Тяжелая выдалась неделя, - говорит Гермиона, то ли объясняя собственный алкоголизм, то ли интересуясь причиной появления здесь Малфоя. Ведь далеко не каждый день встретишь аристократа в пыльном баре, приютившемся в конце Косого переулка.
Внутренний голос услужливо напоминает, что завтра у нее выходной и можно задержаться в баре подольше. А два стакана огневиски старательно убеждают, что взять Драко за руку – наилучшее решение в данный момент.
- Как твои дела? – спрашивает она, немного нервно сжимая стакан в руке, чтобы не поддаться ненужному соблазну. В конце концов, они всего лишь двое однокурсников и коллег по Министерству, которые пропускают стаканчик-другой после напряженного рабочего дня.
Ничего особенного.