Мягкое пробуждение плавно обострило органы чувств. Одеяла, простыни и наволочки из дорогих натуральных тканей, такие приятные к обнажённой коже, ещё хранили терпкие ароматы разгорячённых тел и их чувственной близости, которая напоминала о себе слегка ноющей тяжестью и ощущением чистоты и восторга сознания, сбросившего будничное напряжение.
Розалин сладко потянулась, зевнув куда-то в ворох перин и приоткрыла один глаз. В номер пыталось пробраться солнце, осаждая плотные шторы. Здесь солнце было совсем другим, лучистым, беззаботным, игривым. Оно целовало лимонные и апельсиновые деревья, персики и оливки, наливая плоды своим светом и насыщенным вкусом. Да, здесь правит солнце, благодетель Средиземноморья, диктуя свои правила и разгоняя жителей на сиесту.
Волшебница не удивилась, не застав рядом своего жениха, если поначалу она эгоистично досадовала тому, что этот жестокий мужчина лишает её радости пробуждения в своих объятиях, то со временем приняла своего неуёмного жаворонка, трудоголика, привыкшего приступать к обязанностям ни свет ни заря, и даже сама стала просыпаться раньше. Но не настолько. Удивительно, как у него хватало сил и сосредоточенности начинать дела в такую рань. Она снова зевнула. Ночные удовольствия, отвоевавшие время у внушительной части сна, совершенно её разморили.
Было некуда спешить, не от кого прятаться и можно было не думать о заботах, о Лондоне, о Корнуолле и пронизывающей Альбион сети политических интриг. Всё это осталось там, а здесь и сейчас маленький аванс их будущей совместной жизни, настоящей, законной, гласной.
На безымянном пальце кольцо перемигивалось с бликами солнечного света. Леди Хогарт любовно потрогала его большим пальцем, крутя. Она носила его с гордостью, но до официальной помолвки лишь многозначительно улыбалась на все расспросы о новом украшении.
На холсте шторы, ставшей занавесом уютному балкону, который сразу облюбовала парочка, вырисовывался тенью мужской силуэт. Теобадьд сидел там, наслаждаясь свежестью утреннего воздуха и, как не сомневалась Лин, погрузившись в строки очередной книги, которые тот глотал с завидным аппетитом.
Женщина ещё понежилась в постели и тихо выскользнула в ванную, наскоро умывшись и накинув на ходу рубашку Тео, от которой чарующе пахло её обладателем. Несмотря на то, что Розалин освежилась, она всё ещё выглядела сонной низзлихой, немного растрёпанной и помятой, но более чем довольной.
Занавески трепыхались, то надуваясь задорным парусом, то забираясь за порог балкона. Лин бесшумно пробралась сквозь них и обняла Треверса сзади, чмокнув в щёку и потеревшись кончиком носа о его шею.
- Доброе утро, мой дорогой, - промурчала она ещё чуть хрипловатым ото сна голосом и теснее прижалась к его широкой спине. - С кем ты тут? - с шутливой ревностью кивнув на книгу. Они с Тео обсуждали жизнь героев тех или иных книг, словно беседовали о своих приятелях или знакомых, таких же, казалось, настоящих, как чиновники Министерства, штат "Колдуна" или двоюродная тётка мужа сестры ле Фэй, Камрин Карминоу.
- Какую погоду обещают здешние провидцы? Будем действовать по первоначальному плану? Кстати, я нашла в баре домашний лимонад, ты ещё не пробовал? Попробуй, пожалуйста, ты, я боюсь, что он будет чересчур кислым. - залепетала Лин, морща носик, совершенно домашняя и естественная, прекрасно подходящая под ласковое обращение Тео "моя девочка". Она снова зевнула и небрежно поправила волосы.

Заслонив рукой лицо, словно козырьком, она ещё с лёгким, скорее по инерции боящимся солнца прищуром, залюбовалась лицом любимого мужчины. Его глаза, появившиеся из-за очков, были очень живыми и яркими на этом естественном освещении, а щеки и нос начали обсыпаться едва заметными веснушками, напоминая о том, что за суровыми нордическими чертами прячется пылкая и задорная натура настоящего авантюриста и мечтателя.
Розалин с нежностью приняла поцелуй-приветствие, которое было обязательной традицией, как и поцелуй на ночь, практически обряд, оберег на удачу и благословение на новый день. Да, только в это мгновение день по-настоящему начинался.
Женщина с любопытством оценила красочную обложку, но надолго на ней взглядом не задержалась - её манили ласковые объятия. Она ловко опустилась на колени Теобальда, обняв его за шею, и чуть подвинула ногой столик в сторону, чтобы не врезаться в него острым уголком своего колена. Чашка бряцнула, но содержимое удержала.
- Чуть попозже, а ты пей, - она потянулась вперёд и передала Тео ароматную чашку. - Русские! Ты бы знал, как непросто вести с ними переговоры. Как там у них говорят: "без царя в голове", но при этом есть в них что-то такое...
- она не осмеливалась сказать столь лестное слово "талант". - Двоих наших послов гнусно споили до свинячьего состояния. Я им сразу сказала - разбирайтесь сами, я за это не возьмусь. Хотя один нормальный у них есть - Завулон, жаль проиграл на выборах Министра. Уступил этому...принципиальному замминистру, которому в обед сто лет. И всё из-за неудачной заварушки с артефактом. - когда она говорила о работе, у леди Хогарт даже голос менялся, но вместе с тем, она выглядела такой увлечённой, что едва ли можно было воспринимать это, как скучную болтовню.
- Жаль Долохова, - вздохнула женщина, хотя сама уже думала о дегустации лимонада.
- Сладкий? Милый, если бы всё, что называют лимонадом, было сладким, я бы спала спокойно, - её голос снова стал уютным и шутливым. - Но нередко они просто берут лимон, смешивают сок с водой и подают на стол. Я не говорю только об итальянцах, но в Греции, например, за этот коварный обман c меня ещё и содрали как за бутылку вина. Ну, полбутылки. - возмутилась волшебница.
В объятиях было так замечательно, что всё забывалось и становилось незначительным, были только тепло и нежность, которыми так щедро делился её избранник. Розалин медленно набрала полные лёгкие воздуха, пёстрого от запахов, самым громким из которых был запах любимого мужчины.
- Ммм-м-м, - протянула Лин, не то соглашаясь с Треверсом, не то просто выражая своё удовольствие состоянием полного, искреннего и такого осязаемого счастья. Хогарт разнежилась, чуть не забыв, о чём они говорили и рассеянно отозвалась. - Да, конечно, милый, - и чуть помедлив, озорно добавила. - Ты решил крепко взяться за итальянский, мой дорогой синьор? Дай угадаю, чтобы слушать оперы без английского либретто и подпевать, пока никто не видит?

На лице леди Хогарт мелькнуло детское выражение лица, в котором сквозил совершенно наигранный, но очаровательно обезоруживающий ненастоящий стыд. Этой необузданной тяге чиновницы к сладкому можно было посвятить целую колонку в "Ведьмополитане", гадая, является ли это проклятьем завистниц или природной склонностью. Одно можно было сказать наверняка: Розалин Адайн Хогарт совершенно точно стопроцентная ведьма, раз умудряется при таком обилии лакомств сохранять свою фигуру.
Волшебница тут же заразилась этой томной мечтательностью Теобальда, всколыхнувшего будоражащие мысли о прошедшей ночи, ещё одним ярким искрящимся драгоценным камнем в коллекции воспоминаний о возлюбленном. После разлуки всё стало как-то иначе, серая нервозность и недосказанность исчезли, открывая путь к истинному самому что ни на есть полному единению, тому поразительному родству, взаимопониманию и гармонии, которое возвышает союз над всеми мыслимыми заурядными и экстраординарными связями. Казалось, словно в глаза кто-то капнул целебное зелье и окружающий мир стал чётче и ярче. Мир, в котором отчаянно хотелось жить, наслаждаясь каждым мгновением, ценя его ежечасно, благодаря богов за это благословение. Всё наполнилось этой тягой к жизни, она пронзила и чувственность близости, усиливая, доводя до исступления в своём захлёстывающем безумстве, неутомимо, до изнеможения желая усладить своему избраннику.
Розалин расплылась в улыбке, щурясь от удовольствия и мурлыча, когда дыхание Тео пробралось под ткань к её коже, где жаром осталась печать нежного поцелуя. Проснувшись, Лин ощущала телесное насыщение, казалось, голод ещё долго, до самого вечера, не подступится к ней. Тем не менее, стоило мужчине так вкрадчиво подобраться к её коже, сжимая в объятиях, и внизу живота потянуло, а грудь ужалило стремительным током напряжения. Женщина даже почти прослушала, что там Тео заметил насчёт итальянского, её мысли перебивало громкое и настойчивое бессознательное.
- Я знаю заклинание перевода, если что, - прошептала она, ёрзая на коленях. Её взгляд начал заплывать пеленой прихоти. Заклинания, к слову, работали так, что благородные предложения превращались в рубленый лепет школьника или недавнего косноязычного эмигранта (хотя зависит от силы волшебника), но в общем и целом более-менее удобоваримое для общего понимания текста, если применить немного фантазии.
- Мм, - она хотела сказать "полчаса", это был минимальный срок, чтобы привести себя в порядок для выхода, но вместо этого лукаво протянула, - зави-и-ис-с-с-и-т, от... - она стянула с Треверса очки, небрежно отложив их на столик к чашке кофе, и притянула к себе лицо жениха, продолжая мысль поцелуем, попадая под власть его аромата и вкуса.

Было нетрудно предположить, что Теобадьд Треверс долгие годы находился под гнетущим давлением, с одной стороны, извечно подстёгивающего, с другой стороны, деструктивного страха - страха потерять свою любовь. Измотанный ожиданием и необходимостью постоянно самоутверждаться в монопольном праве быть единственным мужчиной где-то на подсознательном уровне, поначалу придавало сил и стимулов, но после начало гасить пыл былого энтузиазма, поскольку цель не достигается, а, словно асимптота, бесконечно приближается, так и не доходя до желанного пересечения.
После тайной помолвки пагубное влияние этого страха исчезло, сменившись лишь естественным беспокойством о благополучии дорогого человека, из силков вырвался поток энергии и вернулся в русло творческого созидания, такого необходимого живительного столпа для человека склада Теобальда. Розалин радостно трепетала до мурашек, наблюдая, как её любимый волшебник снова беззаботно улыбается, добродушно смеётся, его глаза сверкают, наполненными искрами и воодушевлением, как в те первые месяцы, когда мистер Треверс получил заветный отклик на своё признание. Ей нравилось замечать в его задумчивости признаки вдохновения, увлечённости идеями, наблюдать, как он что-то пишет в свой блокнот. Розалин подумала о том, что общие впечатления - это не менее ценный акт единения, чем чувственная близость. Как бы ей не хотелось сейчас поддаться вспыхнувшему навязчивому голоду, Теобальду, да и ей тоже, будет куда полезнее выйти за пределы их любовного гнёздышка. Точку в решимости поставило платье.
- Платье! - воскликнула Лин, отстраняясь с горящими глазами. - Нет, мы идём немедленно, я обязана попасть к синьору Моретти до полудня, иначе это будет невежливо, и он может оказаться нас принять, а я никому другому это не доверю! - решительно произнесла женщина и соскочила на пол босыми ногами. - Полчаса! - возвестила она, суетливо коснулась медовых губ и пропала за струящимся парусом штор. Леди Хогарт старалась проявлять как можно больше энтузиазма, связанного с негласной подготовкой будущей свадебной церемонии, надеясь тем самым сделать приятное своему жениху, хотя её хлопоты были совершенно искренними.

По комнате, словно по невидимым путям воздушных дорог, курсировали баночки, тюбики и флакончики, собираясь вокруг леди Хогарт и следуя за ней словно стайка пёстрых назойливых птах. Розалин уже завязывала на плечах повязки жёлтого с растительным орнаментом платья аккуратными непышными бантами, отчего изящная фигурная линия декольте, напоминавшая силуэт корсажа, обретала по углам игривую пикантность.
- Я постараюсь недолго, милый. Нам только снять мерки и согласовать сумму предоплаты, - Лин говорила, глядя на отражение Теобальда в зеркале, попутно продевая в ушко золотую петлю серёжки. - Полагаю, женихов развлекает стопка лимончелло, газеты и молоденькие швеи.
Женщина взяла с неосязаемой "полки" флакончик духов и, по заветам французов, знающих толк в искусстве женской притягательности, коснулась ароматным пальчиком шеи за ушками, выреза декольте, внутренней стороны локтей, запястья и под коленями, окутывая себя вуалью свежего благоухания.
- О, нет, я не хочу, чтобы ты скучал! Пожмёте друг другу руки и можешь направиться в книжный. В каминной ателье Моретти, если мне не изменяет память, есть справочник с адресами, - она выпрямилась и принялась поправлять волосы, которые не были уложены строгим пучком, а скатились по плечам лёгкими пшеничными волнами. Она уважала своего будущего супруга и не хотела привязывать к себе, словно какой-то придаток, таская по пятам. Она уважала личную свободу и пространство, потому не обижалась, если мистеру Треверсу хотелось заняться своими делами в тишине где-то в недрах своего кабинета, как и он серьёзно не упрекал её за то, что та вечно пропадала на званых ужинах, светских раутах и переговорах.
- Или всё-таки итальянские швеи? - Розалин хищно прищурилась в шутку и, прежде чем сдобрить губы сочной помадой, протянула руки Тео, неторопливо целуя с нескрываемым наслаждением. Женщина хитро улыбнулась про себя: лёгкий ноющий аппетит, разыгравшийся на балконе, прибавит их прогулке остринки. - Ммм!
Розалин совершенно потеряла концентрацию, утонув в сладком забытье, баночки, флакончики и аксессуары, поддерживаемые магией в воздухе, разом попадали на пол. Розалин ахнула, рассмеялась и взмахнула палочкой, водружая всё на место.
- Подумать только, - она ласково улыбалась, поправляя ворот рубашки Тео, - наконец-то я могу представить тебя, как своего мужчину. Как же долго мы этого ждали... - волшебница опустила взгляд на изысканное кольцо и, расчувствовавшись, поднесла его к губам. - Я правда не знаю, когда стоит объявить обо всём официально. Может быть, осенью или на Йоль? Полагаю, нужно устроить приём в честь помолвки как положено. А до этого я как раз успею уладить все дела и подготовить Розье, чтобы не было неприятных сюрпризов. Только представь лицо Ричарда! Мне кажется, он подозревает. Но роман - это одно, а свадьба...

Женщина усмехнулась, но не стала уточнять, при каких обстоятельствах мистер Треверс успел так близко понаблюдать за молоденькими итальяночками, что теперь делает подобные выводы с полной уверенностью. Разумеется, он - властелин пера, а значит, подмечать и наблюдать - черты самой его природы. Тем она и утешилась, боясь, как бывало порой, допустить в голову хоть одну мысль о путешествиях Тео во время их ссоры, ибо ревность, глупая и совершенно бессмысленная, врывалась, словно овод в щель приоткрытого окна и жалила, жалила, жалила, настырно жужжа. Ей было невыносимо предположить, что Теобальд мог касаться другой женщины, целовать, владеть, или, что самое страшное, что другая женщина могла занять его голову и сердце хоть на мгновение. Даже Рианнон не давала ей покоя до сих пор, хотя леди Хогарт понимала, насколько абсурдно ревновать к прошлому.
Да, это кажется совершенной глупостью, недостойной безосновательной слабостью, но разве это какие-то доводы могут иметь значение, когда грудь пронзает укол, сводит челюсти и становится душно? Это просто есть. И у Теобальда, очевидно, тоже. Он вскипел сразу по двум причинам, Лин это почувствовала тут же, даже не смотря на то, что основная сейсмическая буря была глубоко внутри горного массива под названием Теобальд Треверс.
- Милый, - вкрадчиво прошептала она, понизив голос, словно вступая в переговоры с опасным хищником. - Я дала тебе слово, что стану твоей женой до конца нынешнего Йоля, - её пальчики перебрались к широкой мужской ладони, ободряюще поглаживая. - Во что бы то ни стало.
Тео говорил с таким воинственным пылом и неподражаемым красноречием, что при всей неприятности предмета диалога, волшебник производил такое потрясающее впечатление, что ей-богу соблазн утянуть возлюбленного обратно в холл номера, едва не затмил здравый смысл. 
- И никто, слышишь, никто и ничто не помешает мне быть твоей, быть миссис Треверс... - она говорила мягко, бархатно, сильнее подаваясь к уху мужчины и приправила игриво-томным, - Мой мистер-р-р Тр-р-ревер-р-рс.
Дабы окончательно отвести от Тео тучи, Розалин вдруг развернула разговор в ином направлении.
- Вспомнила, купишь мне сборник Петрарки? Тот, где сонеты для Лауры. Раз уж мы здесь, захотелось перечитать. Хотела бы я вдохновлять тебя также, как один лишь её образ.
Хогарт мечтательно вздохнула и улыбнулась, шагнув в лифт под руку с Тео.
- Люблю тебя, - шепнула она на ухо, когда они остались наедине и двери кабины сомкнулись. Ей никогда не казалось лишним коснуться слуха своего избранника лаской признания, которое, вопреки досужим мнениям, не становилось менее желанным или блёклым.

Уловка Розалин сработала как должно, тревоги Лондона, пошипев кипятком, улеглись, остудившись в руках незримых муз, призванных на упоминания о достойнейших своих рабах. Розалин притихла, её взгляд на несколько мгновений подёрнулся дымкой тумана - женщина будто отхлебнула из омута памяти.
Хогарт улыбнулась, но на её губах мягко лучилась тёплая нежная грусть. Пальчики волшебницы с особым чувством пожали плечо своего ненаглядного спутника. В это короткое мгновение, в груди затрепетало с новой силой: прошлое и настоящее переплеталось со звучными строками, которые вились нежным вьюнком, печально-трогательным, но воспевающим надежду и любовь вопреки.
Молодой крепко сложенный швейцар в ливрее с тёмными бусинками глаз на оливковом лице почтительно поклонился, открывая перед четой дверь.  Волшебница моргнула, и чертам её лица вернулась беспечная живость. За порогом остались прохлада и размеренный покой фешенебельного лобби, неторопливые, приглушённые коврами шаги и обыкновенный интернациональный дух.
Настоящая Италия была здесь, за дверью. Каменная кожа улиц начала копить жар. Чересчур быстрая экспрессивная речь льётся в единый поток, растекающийся по городу, темпераментные жесты людей, устроившихся в теньке у порогов своих домов, семейных лавок и ресторанчиков, запахи съестного. Розалин только сейчас почувствовала, что напрасно проигнорировала попытку позавтракать, но мысли о пище для тела вскоре уступили место пище для души.
Было особенным наслаждением слушать родной тембр голоса Теобальда, когда он читал книги или декламировал что-то вслух по памяти. Каким поразительно театральным был его голос в это время! Он играл тональностями и красками, создавая характеры и передавая чувства, сквозь призму своего сердца. Наверное, он подхватил это в ОМА, известно под влиянием кого с какого факультета. Странно, что при этом в обычной жизни её жених оставался весьма сдержанным, а его голос ровным, вне зависимости от происходящего. Но с ней он был не такой. И это было умопомрачительно приятно!
Женщина слушала, расплываясь в улыбке всё шире, стихи из уст любимого ласкали, касаясь нужных струнок.
- Ни в коем случае не умаляю таланты Данте, он прекрасен, - ответила Лин на недоумение Теобальда. - Но Петрарка...знаешь, я отчего-то стала читать Петрарку, когда мы...были не вместе. Он напоминал мне о тебе.
Розалин сделала усилие над своей памятью, тяжело вздохнув:
- Амур скорбел - и ничего другого
Не оставалось мне, как плакать с ним,
Когда, найдя, что он невыносим,
Вы отвернулись от него сурово.
Её голос был тих, она сильнее, ободряюще сжала руку Треверса.
- Но вот я вижу вашу душу снова
На истинном пути, так воздадим
Хвалу Тому, кто внял мольбам моим,
Кто слышит наше праведное слово.
Продолжение там тоже красивое, но я его не помню, хочу тебе зачитать. Только вот томик остался в Хоршеме. Тебе понравится!
Женщина чуть оступилась на неровных камнях мостовой и, прикрыв глаза ладонью от солнца, посмотрела на ближайшую вывеску "IO osteria personale", в животе начало ныть.
- Я бы не отказалась немного перекусить. Ты сам-то только кофе попил? Не думаю, что Моретти предложит нам что-то, кроме бокала шампанского.

Quel sol che pria d’amor mi scaldo ‘l petto
Di bella verita m’avea scoverto,
provando e riprovando, il dolce aspetto.*

Это солнце, некогда согревшее мне грудь любовью,
теперь открыло мне, вновь и вновь поправляя,
облик прекрасной истины

- Да-да, всё хорошо, - заверила она, вернув себе полное ощущение контроля над гравитацией, и довольно улыбнулась.  - Звучит как отличный план, дорогой!
Это всегда были восхитительные вечера, когда в уютных тихих сумерках на балконе городского отеля или террасе виллы под стрекотание сверчков в зарослях рододендрона и азалий пили мягкое вино и говорили, не сдерживая свои мысли и ничего не боясь. Они могли рассуждать о простых житейских вещах или пускаться в дебри диалектики, рассуждая об обществе, искусстве, истине или просто молчать в объятиях друг друга, сливаясь с природой в единой гармонии.
- Ты что, читаешь коммунистов? - усмехнулась женщина, выбирая взглядом столик, и шутливо продолжила. - Уж лучше Макиавелли (кстати, считай, флорентиец), не то ещё задумаешь отказаться от превосходства происхождения и объявишь волшебников всех мастей равными.  - женщина опустилась на диванчик, обтянутый чёрной кожей. Место выглядела очень лаконично и просто, но потому дорого и благородно. Оно было отличным неярким фоном для бесед за тарелкой с яйцом "Бенедикт". - Я убеждена, что равенство - противоестественно самой природе. Выживает сильнейший, вот и всё. - заключила она, пробегаясь взглядом по строкам меню. Но говорить об этом лучше в воинственном Риме, а здесь, хочется обращаться к нетленной силе творчества.
- Очень хорошо, что тебе ближе Данте, - вернулась леди Хогарт к поэзии и посмотрела на Теобальда вдумчивым пронзительным взглядом, припоминая один из вечеров во Франции и обсуждении незабвенного Петрарки, который провёл здесь чуть ли не столько же, сколько в самой Италии.
Пришлось прерваться и сделать заказ, который приняла услужливая официантка, тут же разложила приборы, с робкой кокетливостью улыбнувшись английскому джентльмену, и налила в бокалы простой негазированной воды.
Розалин откинулась на спинку диванчика, любуясь своим возлюбленным, было заметно, что в её белокурой головке вьются рассуждения философского толка. Часто такое выражение лица у неё было в хоршемских салонах.  Заинтриговав своего жениха, она заговорила:
- Это можно понять, только сопоставив Лауру и Беатриче. Казалось бы, они символы Вечной Женственности, той единственной избранницы; несокрушимой даже самой смертью и разлукой силы, властвующей над судьбой мужчины. Но, - она приподняла брови, - Беатриче - проводница той "силы, что строит гнёзда", она - учитель прекрасной истины, которую Данте постигает всё глубже с каждым витком своей любви. Каждый раз, когда Беатриче улыбается, Даете...ммм...как будто делает скачок над самой человеческой природой. А Лаура, - Розалин вздохнула, - она плен и соблазн, от которого нет сил отказаться, она как столбняк, превращающий человека в камень, который безвольно следит за тем, как вокруг бежит время. Она - благородный лавр, причиняющий терзания. Нет, Тео, я счастлива, что тебе ближе Данте, - закончила женщина.

Теобальд всегда был изящен в выражениях: воспитание, талант и призвание накладывали свой отпечаток. Джентльмен с душой мятежного скальда. Сидя напротив, он ласкал и взор, и слух. Как же ему шёл этот светлый летний костюм! А волосы, которые теперь Тео остригал чуть длиннее обычного по советую своей невесты, придавали Треверсу ещё большего романтического благородства, подчёркивающего его происхождение и обособляя от прочей массы, в отличие от нелепых маггловских стрижек, либо чересчур коротких, либо сливающих женщин и мужчин в единую бесполую субстанцию.
- Теперь только долго и счастливо, - нежно улыбнулась волшебница, ощущая тёплое касание его пальцев и зачарованно слушая стройный бархатный поток рифмованных нежностей, пропуская его сквозь тепло своего сердца, вторя ему и восторгаясь. Как удивительно в этом мужчине сочеталась сентиментальность и романтизм с серьёзностью, трезвостью ума и надёжностью. Уникальный баланс, казалось, едва ли достижимый в реальной жизни, а не в строках древних баллад. Но нет, он живой, настоящий, любящий и любимый до умопомрачения. В прикосновениях Теобальда будто благословение самого мироздания, его взгляд сильнее Империо, а забота - ценнейший дар. Как благодарить богов за то, что наполнили его сердце преданными чувствами, сильными, как магия древних друидов?
Хогарт податливо игралась с пальцами волшебника, неустанно улыбаясь и млея, пока пара тарелок, здоровенных как глаза напуганного дракона, не оказались на столе.
Женщина рассмеялась, разворачивая салфетку и аккуратно укладывая на колени.
- Да уж, помню такое, - в её глазах блеснули лукавые искорки. - Бедный "Государь" чуть не пострадал! Но я была милосердна, ведь ты так усердно боролся за мир в нейтральных водах... - мурлыкающим шёпотом прибавила Лин, чуть сильнее склонившись к Треверсу, и отстранилась обратно.
- Как и мой дражайший кузен. Слышала, он снова замышляет написать какую-то монографию, его последние эксперименты увенчались относительным успехом. Кстати, Немайн, как мне показалось, прониклась его делом. Даже не знаю, хорошо это или плохо.
Послышался звенящий шорох столовых приборов и завтрак можно было считать официально открытым. Надо сказать, в этом местечке заботились о впечатлении от подачи, так что Розалин была удовлетворена абсолютно каждой частичкой сложившейся атмосферы.

- Grazie, - отозвалась, подхватив настроение, белокурая спутница. Несмотря на разыгравшийся аппетит, о котором нескромно урча, заявил живот путешественницы, леди Хогарт ела медленно и изящно, как будто совершала ритуал, а не потребляла пищу.
- Я очень горжусь Ником, хотя и ничего не смыслю в этой области. Но компетентные волшебники отзываются о нём крайне живо. Судя по тому, сколько критики я слышала в адрес его деятельности - о, он несомненно талантлив, - рассмеялась Розалин. - Гении разжигают вокруг себя множество споров, потому что привносит что-то новое и неизвестное и потому что заставляют пытаться размышлять. - вилка в её руке сменилось ручкой чашки, обдающей кофейным флёром. Женщина подняла взгляд на Теобальда и уверенно добавила. - Как и твои статьи.
Розалин всегда была самым преданным почитателем таланта своего возлюбленного, она всегда интересовалась его делами в журнале и издательстве, старалась поддержать и отправлялась вместе с Тео на поиски вдохновения. Она не злилась, если Треверс вдруг начинал записывать что-то посреди разговора или вдруг срывался в редакцию. Возбуждение вдохновения на его лице Лин глубоко ценила и пыталась поддерживать, как могла. А как приятно лежать в выходной в постели до полудня, разомлевшими от утренних ласк, легко позавтракав прямо здесь же, в постели, покрывая себя одной только туникой из одеяла, лежать и хихикать от щекочущего пера, когда Тео пишет набросок статьи, используя вместо секретера обнажённую спину своей возлюбленной. Домовик по обыкновению бурчит под нос, что вся постель снова в чернильных пятнах, а они лишь смеются и зачитывают вслух то, что вышло.
- Брр! Ты думаешь, это возможно не только в исключительном случае? Тёмный Лорд, конечно, изгалялся как мог, но всё это так мерзко, - поёжилась волшебница. - Неужели твоей сестре это нравится? Мне иногда кажется, что у неё в глазах есть что-то такое...кровожадное что ли, - в шутку заявила Лин. - Надеюсь, это не влияние моего кузена.
С этими словами она положила в рот ещё один аккуратно отрезанный кусочек яйца с беконом.
- Тебе нравится? Вкусно? - поинтересовалась леди Хогарт с искренней заботой и теплотой, наблюдая за трапезой. Ей всегда было важно, чтобы Тео было также хорошо, как и ей самой. Угождать любимому мужчине было отдельным удовольствием.
- М?  - просьба заинтриговала Розалин и её глаза довольно ширились тем сильнее, чем дальше говорил Треверс. - Туррон! Да ты знаешь, как меня подкупить. Это, конечно, не мой любимый хихонский туррон, который мы с тобой попробовали в Испании, помнишь? Наверное, не помнишь. Но мы его точно ели, а ты сказал, что тебе слишком сладко. Он ещё такой...мягкий.  - сладкоежка оживилась. - Но мне интересно, какой делают в Ломбардии, раз его жаловали даже августейшие. Ох...Леонардо! Вот кого бы я подняла с того света, чтобы устроил свадьбу и нам. Треверсы ничем не хуже Сфорца! - рассмеялась леди Хогарт.

Теперь,  удовлетворённая в полной мере тем, что Теобальду комфортно, волшебница и сама полностью расслабилась, даже блюда на языке стали казаться ещё вкуснее. Его радости были и её радостями, его огорчения также принадлежали им обоим. В сущности, они уже давно были супругами и негласно соблюдали обеты, осталось лишь окончательно соединить себя колдовством.
- Вот и славно, - Розалин чинно отёрла уголки губ салфеткой, переходя к интригующему десерту и кофе. Женщина едва не расхохоталась в голос, пряча хихиканье за ладонью. Она представила свадьбу с привидениями, упырями и ещё дракл знает чем, а заправляет всем этим потусторонним хаосом лёгкая когтистая ручка черноволосой Немайн, пока Таффи купается в фонтане с шампанским, а дед, охая, держится за сердце и вопит, что "Молодёжь уже не та! Неблагодарные дуралеи! Ох, несчастный Колдер Треверс, на кого же он всё это оставит! Разве что на Леонардо да Винчи! С него и мёртвого проку больше, чем от вас, живых бездарей!"
Вся эта картина так живо и смешно обрисовалась в белокурой головке, что леди Хогарт искренне позабавилась, но тут же посерьёзнела, как только Теобальд заговорил о свадьбе в интимном тоне. Розалин поймала его вздох и её сердце сжалось. Да что может иметь значение теперь? Общество? Её всегда терзало чувство вины за то, что столько лет они были "должны" по тем или иным причинам таить свою связь, свою любовь, что едва не потеряли друг друга безвозвратно. И теперь хотелось всё это искупить, наградить любимого за терпение, преданность и понимание. За то, что последний раз, подавив свою обиду и гордость, забыв о безнадёжности, он отдал ей свою руку и сердце.
Розалин поймала ладонь Треверса, ласково пожала, разглядывая обделённый безымянный палец. Как страстно она желала увидеть на нём кольцо и сказать всему миру "Ты мой, только мой! Отныне и навсегда!"
Лин и сама боялась помпезного торжества на несколько сотен гостей, боялась, потому что в глубине души знала, что исход совершенно непредсказуем.
- Плевать на всех, - выпалила она. - Общество погрустит месяц, что не напилось за наш счёт, и забудет об этом. - она пронзительно, с твёрдой решительностью смотрела в глаза своего жениха. - Ты заслужил, чтобы этот день был таким, каким тебе всегда мечталось. А я буду счастлива, если будешь счастлив ты, мой милый. Соберёмся в Мосс Холле с твоей семьёй, позовём разве что Гордонов и кое-кого из оставшихся Шафиков. М? - она нежно поддела кончиком носа его нос и, вытащив часы, их верного спутника, из кармана жилета волшебника, задумчиво глянула на циферблат. - Если не будем ждать чека. Так! Не люблю аппарировать сразу после еды, но через камин будет дольше. Готов?

Женщина властно улыбнулась, и её нежная, покладистая скромность потерялась в ярком, очаровательно-капризном блеске глаз.
- То, что важно для мужчины и для женщины, как правило лежит в разных плоскостях, дорогой, - заметила она. - Разумеется, оформление обряда и меню на мне, - её голос был ревностно-собственническим, она бы никому не доверила заниматься этими хлопотами, даже собственному жениху, слишком придирчивой она была к своим ожиданиям.  Лин была совершенно уверена, что Теобальду понравится то, что она задумает, важнее, чтобы ему угодило то, что кроется глубже всех этих финтифлюшек. Полный магический брак! Как будоражили эти слова, как волнительно и торжественно звучали! Как горько, что эта связь, призванная воссоединить два древних магических рода во имя продолжения главенствующего, не исполнит своего главного предназначения. Но обряд не станет от этого менее значимым. Розалин уже начала готовиться, но не тем, что выбирала пропитку суфле, а чтением колдовских книг и посещением святилищ богов, надеясь на их милость и благословение. Она готовила себя к таинству вступления в род, испытывая трепет благоговения и, вместе с тем, бередящий страх. Они с Тео решили, что свадьба состоится по всем канонам, исходящим испокон веков, пронизанная магией, настоящая свадьба, а не эти мало что значащие встречи в Отделе Тайн, Министерская регистрация и самая банальная пьянка.
Розалин посмотрела исподлобья, шутливо надувшись, но её пальчики ласково гладили ладони Тео, обозначая, что это лишь игра.
- Ну, вот и скажу, - пробубнила она, крутясь из стороны в сторону, так что полы струящейся ткани живописными всплесками вились в воздухе, как делала в детстве. Волшебница подняла взгляд, приподнялась на носочки и чмокнула Треверса в губы. Тео-Тео, если бы он только представлял, насколько всё это лишено смысла без его любви. Да, эта тяга к красоте, почти страсть, была у неё в крови, и тем не менее. Розалин вспомнила тот день, когда кузен нашёл её в Хоршеме и был напуган тем, в каком состоянии обнаружил сестру. У неё были спутанные волосы, платье, которое та, судя по его замызганному виду, не снимала больше недели, отсутствие украшений и страха прослыть замарашкой. Леди Хогарт пыталась припомнить, купила ли что-то новое в те месяцы, которые они с Теобальдом были в размолвке? Кажется, почти ничего. Она перестала обращать на себя внимание и смотреться в зеркало. Всё казалось ненужным и неважным, если он не смотрел на неё. Она приводила себя в порядок и наряжалась только в те дни, когда была призрачная, наивная возможность увидеться с Тео, но он избегал её всеми силами. Теперь же хотелось стараться с новой силой. И пускай он любил свою Лин и считал прекрасной, даже растрёпанной, помятой и опухшей спросонья, бегающей босиком по Треверс Хаусу в одной его мантии, ей хотелось услаждать его взору каждый день, каждое мгновение.
- Давай на всякий случай, - женщина нырнула в сумочку и выудила жестяную баночку, в которой были шарики, похожие на монпансье, от них приятно пахло мятой и анисом. Это были заговорённые леденцы из фенхеля с мятой, которые Розалин старалась брать с собой во избежание неприятностей. Волшебница положила горошинку Теобальду в рот и ещё одну проглотила сама, убрала баночку и прижалась к груди Треверса, концентрируясь на месте назначения.
- Виа Монтенаполеоне, - прошептала она одними губами, представляя себе вход в ателье. Пространство сжалось, что-то хлопнуло, завертелось.
Да, очень хорошо, что во рту был ментоловый привкус, аппапировать сразу после завтрака то ещё удовольствие, даже для привыкших волшебников. В Милане было, кажется, ещё жарче. Или это всё из-за толпы народа, которая сновала здесь так плотно, что яблоку было негде упасть. Кто-то выругался по-итальянски, обходя парочку и Лин сильнее прижалась к груди мистера Треверса.
- Нам туда! - она показала влево, где ослепительно сияла вывеска заветного кутюрье.

Как иронично было мистеру Треверсу, поборнику сахарного засилья, связать свою жизнь с той, у кого всегда в закромах мантии, сумочке и ящиках найдётся что-то сладенькое. Поразительно, что эта страсть никак не вредила фигурке Розалин, вот уж поистине чистокровная ведьма, способная прибавить фунт-другой скорее от сглаза, нежели от чревоугодия.
Было забавно наблюдать, как меняется лицо Тео с постижением вкуса нечаянного угощения. Он едва ли чем-то провинился перед невестой, чтобы ожидать коварной диверсии с её стороны.
После аппарации желудок как будто сделал в животе сальто, так что конфетки оказались очень кстати. Лин закинула в рот ещё одну.
- Trahit sua quemque voluptas*, - пробормотала женщина, крепче держась за Теобальда, попутно засматриваясь на бликующие на солнце, становящийся почти зеркальными витрины и окружающих волшебников, которые смотрелись весьма экстравагантно и словно пытались перещеголять друг друга в негласном соперничестве на поприще моды и стиля. Причудливые, смешанные из многих культур и эпох детали, линии кроя, текстуры, приправленные перьями, чешуёй, костями, крылышками магических зверей и насекомых. У Розалин захватывало дух. В Париже всё немного по-другому, более сдержанное, элегантное в своей лаконичности, а здешние модельеры бушевали фантазией, цветами, формами. Некоторые экземпляры казались откровенно смешными и нелепыми, но всё же это было нечто совершенно уникальное, чего не увидишь нигде. Уникальное - именно такое платье должно быть на будущей миссис Треверс в день обряда.
- Не говори. Кстати, о Везувии, нам надо в Неаполь? Кажется, твоя сестра просила порошок из праха невинно убиенных для каких-то там очередных обрядов. Я видела там такое, правда с каждым годом всё дороже.
Лишь в прохладе за дверью салона можно было выдохнуть.
- Синьора Хогарт? Вас ожидают, - заворковали с порога две миловидные ведьмочки с профессиональными заботливыми улыбками обслуживающего персонала. Одна из них держала поднос с шампанским и стаканами простой минеральной воды. Розалин взглянула на них оценивающе и обрадовалась, что Тео решил провести время в книжном.
- Ты зайдёшь за мной через час, дорогой? - она нарочито по-собственнически чмокнула его в губы, ласково приобнимая, чтобы никому не повадно было строить глазки её мистеру Треверсу.

лат. Всякого влечёт своя страсть (с) Вергилий

Его губы словно зреют патокой, манящей тем сильнее, чем ближе вынужденное расставание. Не хочется отпускать Теобальда, даже на час, на четверть часа, жажда разделить с ним как можно больше впечатлений алчна и пьяна. Даже когда его нет, фантом возлюбленного словно не покидает свою избранницу. Лин всегда кажется, что он ближе, чем её собственная душа, что всё видит, качает головой, улыбается или одобрительно кивает. Всё мироздание пропитано им, и оттого как прекрасен и любим каждый клочок земли, каждый поворот улицы, шелест ветра. Неужели любовь к волшебнику способна открыть любовь к целому миру, показать его истинную красоту? Без сомнения!
- Первым делом - Флоренция! - подтвердила женщина, на кончиках её пальцев собралась щедрыми импульсами нежность, которую та передавала любимому мужчине едва ощутимыми прикосновениями поглаживая широкую гладкую скулу. - Я, кстати, ещё слышала, что в Уффици на выставку из виллы Кареджи перенесли лиру Орфея, так что есть шанс, что нам удастся на неё взглянуть, - с энтузиазмом поддержала женщина диалог, чтобы ещё хоть долю мгновения задержать Тео рядом, чувствуя приятную тяжесть и тепло его ладоней на талии.
Улыбки итальянских швей стали более нетерпеливыми, Розалин попрощалась со своим драгоценным мистером Треверсом и пропала в залах роскошного ателье.
Синьор Моретти располагал к себе как любой итальянец иностранку, поскольку уроженцы этого солнечного края считали галантный флирт и некоторую долю ухаживая частью обычного приличия при общении с дамой. Розалин это не удивляло, но было так трудно торговаться с этим ушлым талантом, который, вздыхая и осыпая синьорину десятками комплиментов, озвучивал заоблачный ценник за свой, разумеется, потрясающий шедевр. Наверняка, веди он дело с самим Теобальдом Треверсом, стоимость упала бы вдвое. Но, ах, ну, конечно, такая дорогая ткань и ручная вышивка тосканских фей, и эти чары на платье, да-да, понимаю...согласна.
Розалин была довольна и сияла от восторга. Её платье станет лучшим от Хью Тауна до Харолдсуика, даже если его увидит всего пара десятков волшебников, а церемонию обойдёт стороной пресса. Время промчалось незаметно, в захватывающей всё и вся суете и мчащейся фантазии, ограниченной только некоторым финансовым лимитом.
Будущая миссис Треверс появилась в дверях, широко улыбаясь, благодаря модельера, раскрасневшаяся от пары бокалов шампанского. Окрылённая своими грёзами о свадьбе, она была готова захватить Тео в вихрь своей окрыляющей радости.

К удовольствию леди Хогарт, её безупречный мужчина не обращал ни единого внимания на швейных фей ателье, предпочитая их обществу трёхсотстраничного приятеля. Волшебница шла так легко, словно парила над ковром, она поймала ладонь возлюбленного и ласково пожала, податливо возвращаясь в обитель его объятий.
- Мы с синьором придумали нечто грандиозное, милый! - задыхаясь от восторга, объявила Розалин, крепче обнимая Теобальда. Печать его тоски жаром губ запечатлелась на золоте волос. Волшебница приподняла подбородок, разомлевшая от нежности, потянулась к губам коротким и почти целомудренным поцелуем, дабы не нарушать приличий. - Я тоже страшно соскучилась, - выпалила она с улыбкой. Эти юношеские доказательства любви, тягуче-сладкие, не липли на языке, говорить и слышать их было неизменно приятно, словно хотелось изо дня в день наверстать упущенное в молодые годы. Розалин чувствовала себя гораздо моложе, живее, энергичнее, словно жизнь не начала подбираться к экватору, а только расцветала.
- Ого! Хочу, непременно туда хочу! - закивала женщина, готовая сейчас с задорным пылом принять любое предложение жениха, она была так счастлива и довольна, а от шампанского её улыбка приправлялась нотками смеха, беззаботного и заразительного.
- Coppia meravigliosa*, - Моретти с умилением посмотрел на своих заказчиков, искренне или ради реноме, остаётся загадкой. Он широко улыбнулся и добавил на английском с мягким итальянским акцентом, - Ваша синьорина будет на серемонии bellissimo!
Модельер сложил пальцы и поднёс ко рту, звонко чмокнув с протянутым "Ммм", характерным жестом подчёркивая восхитительность результата, вкусного, как домашняя бабушкина паста болоньезе.
- Grazie, signor, addio! - отозвалась леди Хогарт, ещё шире улыбаясь и показывая зубки. Она потёрлась кончиком носа о широкую скулу Тео и заговорщически шепнула ему, открывая свой каприз. - Пойдём скорее, хочу тебя поцеловать.

*ит. Замечательная пара.

Женщина хихикнула. Теобальд Треверс, журналист по призванию, по иронии обладал стойкой аллергией на ложь и фальшь. Ничего удивительного, что он решил соорудить свой оплот справедливого повествования событий минувших и нынешних, подальше от жёлтого мерзкого пера Скитер и ей подобных.
Прижавшись к плечу мужчины, Лин сильнее стиснула его руку и едва не потёрлась щекой о светлую ткань пиджака, пока не одумалась, представив, как Тео качает головой, найдя на одежде очередной развод от макияжа своей избранницы, который на жаре плыл нещадно, как будто солнцу было плевать на волшебные ингредиенты сывороток, зелий и мазей.  Жара дохнула в лицо, на глаза упала тень от широких полей изысканной соломенной шляпки, которую Розалин успела приобрести, сама того не осознав, прямо во время снятия мерок. Помощница Моретти, синьора Сальвани, оказалась пронырливой модисткой и не упустила момента предложить свои услуги, которые будут весьма кстати, ведь госпожа будет гулять по самому пеклу.
-  Ti amo, - смешалось с короткой нежностью поцелуя. Мистер Треверс уверенно наметил направление движения и его спутница ловко двинулась в такт. Слова о подарке возбудили любопытство, Тео был внимательным выдумщиком и даже после стольких лет рядом не переставлял удивлять свою даму сердца.
- Подарок?! О, дорогой! Борджиа? Да-да, конечно, Борджиа и Медичи - мои любимые итальянские семьи. Закрыть глаза? - волшебница только и успевала, что ахать и восторженно восклицать. Лин сдула прядку послушно прикрыла веки, интрига приятно щекотала под рёбрами, заставляя лихорадочно перебирать в голове всевозможные варианты, жонглируя догадками.
Розалин ступала осторожно, льнула к Теобальду и вслушивалась в его шаги и шорох, пару раз едва что-то не задела, попыталась подсмотреть, но усилием воли удержалась от соблазна. По сигналу она открыла глаза и так и замерла, обомлев.
- Это...это же...боги! - она смотрела то на гребень, то на Теобальда широко раскрытыми глазами, словно дитя, первый раз увидевшее живого дракона. - Тео, это же гребень Лукреции Борджиа! - объявила она очевидную вещь и склонилась с придыханием. Она очень многое знала о Лукреции, в юности была почти одержима ею, её историей и первым браком, таким же отвратительным, как у самой Розалин. Хогарт хотела походить на неё, умелую интриганку и пылкую возлюбленную, ставящую превыше всего интересы семьи. Тогда, ещё в те времена, она вызубрила всё, что касалось этой испанской итальянки вплоть до расчёсок и цвета её любимой ленты, теперь многое из этого утеряно в недрах памяти. Но этот гребень...он был кое-чем особенным. До сих пор Розалин помнила рисунок  ионизированного металла, кристаллы цвета крови и, конечно же:
- Se li uomini sapessino... - зашептали губы сами собой. - Но разве он не должен быть в замке Феррары? - вскинула женщина бровь, наклоняясь ближе. - А, это копия, конечно. Потрясающая, да, определённо лучшая из всех, что я видела. И...он работает? - волшебницу обуял трепет, ей страшно захотелось обладать такой безделушкой.
- О, Тео, дорогой! Ты! Ты слишком хорошо меня знаешь! - она, растрогавшись, бросилась ему на шею и расцеловала. Ей было до умопомрачения приятно, что жених не забыл о её давней страсти. Всё-таки как он был чуток, настоящее сокровище! Пыл кипуче взвился в груди, как же хотелось ответить ему тем же, порадовать до искрящегося восторга, видеть, как сияют его глаза. Лин дала слово, что обдумает план мести.

Словно дитя, получившее нечаянный подарок, женщина была вне себя от восторга и готова была хлопать в ладоши и рассыпаться поцелуями и восклицаниями, этот день был похож на настоящую сказку, где сбывались сокровенные мечты. Умопомрачительное упоение охватило её всю, смешиваясь с игривым хмелем ламбруско, вибрировало в каждой клеточке разнеженного тела волшебницы. 
И эту сказку творил Теобальд. Розалин оглядывалась на свою жизнь, нежно всматриваясь в его чарующие глаза. Ведь все самые лучшие моменты, ничем не омрачённые экстремумы счастья были связаны именно с этим совершенно необыкновенным волшебником, предначертанным ей судьбой. Теобальд Треверс, её безупречный во всех отношениях мужчина, преданно выдержал всё, даже самое тягостное испытание - время. Он говорил, а она почти не слушала, кивала, широко раскрыв сияющие васильковые глаза, и думала лишь о том, как он прекрасен, вкладывая в это понятие бесконечно много. От обуревающих чувств как будто раздуло грудную клетку, в области сердца приятно тянуло, а стоять было так легко, что хотелось подняться на носочки и воспарить к потолку. 
В воспоминаниях вспыхнул день из прошлого, кольнув грудь. Как глупо! Они были рядом. Идеальная жизнь была рядом.  На расстоянии поцелуя. Крайне близко и невыносимо далеко.
- О, милый, ты и это помнишь? - её глаза сверкнули влажными бликами от переизбытка чувств. - Макиавелли был прав, - кивнула Лин, прошептав. Вопрос жениха застал её врасплох, хотя и не был таким уж каверзным. Оба они нет-нет, да фантазировали о жизни в разных уголках мира. Розалин с юности любила Францию и не отказалась бы от поместья в долине Луары, до некоторых пор. Нет, с Францией покончено вместе с Розье и парижским борделем, перекочевавшим в столицу Альбиона. Теобальд предпочёл бы Германию, тогда они могли бы часто навещать Блишвиков. Но будущая миссис Треверс не испытывала по отношению к Германии достаточную симпатию, чтобы породниться с этой страной. Она думала быстро, но ответ пришёл ей в голову как-то вдруг. Гениально простой и очевидный.
- Здесь! - выпалила Розалин. - Да, в Италии!
Это казалось совершенно замечательной идеей, солнечная страна с потрясающим наследием, пропитанная искусством и интригами, одинаково благотворно подошла как для светской дамы, так и для прославленного журналиста.

Подоткнув пальцами несколько золотых прядей под шляпку, женщина, небрежно улыбнувшись и задумчиво скосив взгляд, протянула капризное "Хммм" (Лин предпочла бы местечко на итальянской Ривьере или берега от Галлиполи до Санта-Мария-ди-Леуки, поближе к морю, которое так любила) но не придала особой серьёзности этому внезапному порыву, словно это очередная фантазия, ворвавшаяся к ним в голову, безусловно приятная и заманчивая, но бесплотная.
Восторг, всё ещё звенящий в жилах, заставлял пребывать в рассеянной легкомысленности. Лин в ответ пожала пальцы возлюбленного волшебника, ласково погладив ладонь большим пальцем, и оглянулась по сторонам, вглядываясь в замысловатый колорит лавки, полной товаров, цепляющих взгляд гостя, особенно любопытного до новых приобретений.
Теобальд, притягивал к себе внимание вкрадчивым шёпотом и тесным сплетением рук. Леди Хогарт коснулась его взгляда своим и обомлела от его серьёзного окраса, подчёркнутого изгибом бровей и усилившимися складками на лбу и переносице. Мистер Треверс был настроен решительно. Женщина взмахнула ресницами в некотором замешательстве. Она никогда не задумывалась о том, что их дело может потерпеть фиаско, направляя все свои силы, чтобы выявить слабые места и обеспечить полную боевую готовность, как только можно будет вести противостояние более гласно и открыто. Ей проще было подумать, каким несусветным колдовством разнести в щепки Азкабан, если потребуется, но отступать...Немыслимо! Если бы он предложил это год назад, то, вне всякого сомнения, получил бы в ответ неприятную отповедь. Сейчас же Розалин не спешила взывать к непоколебимому столпу их воинственного предназначения, идеи, ставшей единственно верным направлением будущего.
Любой фанатизм существует лишь до тех пор, пока ты не осознаёшь по-настоящему, что тебе есть, что терять. После разрыва с Тео, мир его женщины изменился в корне. Она, захлёбываясь собственным отчаянием, прочувствовала всеми фибрами души, что есть ценность, а что - напускная шелуха и мнимое достояние. Если в жизни Розалин не будет борьбы - она будет жить дальше, если Теобадьда Дэрвела Треверса - нет. Потому она с таким упоением ценила каждое мгновение, проведённое рядом с ним, с несдержанной широтой благодарности принимая его внимание, радуясь, словно ребёнок, каждой мелочи, и плевать, если кто-то считает это глупым, приторным или иным уничижительным вкусом. Она научилась радоваться во всей полноте этого понятия, ничего не принимая как должное. Всё стало другим и этот новый мир хотелось хранить, беречь всеми силами. Гордость, честолюбие, что они стоят, когда речь идёт о бесценном даре подлинного счастья. В груди что-то сжалось, словно потеря фантомной болью напомнила о себе.
- Ты прав, - кивнула она, не сводя глаз с любимого, её пальцы пришли в движение, усиливая узы ладоней с ободряющей солидарностью. - И, -Розалин смотрела пронзительно, говоря тихо, с трепетом, -  ты готов отказаться от всего, чтобы прожить со мной остаток дней где бы то ни было?
Хогарт прекрасно знала, что для Теобальда это не пустые слова и простые вещи. Он наследник, опора своей семьи, хозяин любимого дела и влиятельный человек, наконец, он мог бы биться до последнего сгустка заклятья в своей палочке. Новая жизнь - это не романтическая баллада, это жертва.